В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы

Академик Тарле в своей книге «История дипломатии» пишет, что все попадавшее в Россию, приобретало закоснелые формы и не подвергалось изменениям столетиями. Видимо, это относится и к балету. В западных странах балет изменялся и стал неузнаваемым по форме исполнения. В нашей стране балет сохранился в неизменном виде.

Появление на западных сценах нашего балета было сенсацией и восторженно принималось западной публикой.

Великая балерина того времени Г. Уланова в танце очень талантливо предавала свои переживания, эмоции, чувства. Другие солисты балета старались не отставать от нее. Все это и обеспечило мировую славу нашему балету.

Для сравнения приведу такой факт. В 2006 го. по центральному телевидению показали выступление самой знаменитой пары парижского балета.

По середине сцены встала эта пара. Под музыку они очень талантливо поворачивали головы, выставляли в стороны руки или ноги, изгибались и, сделали одно очень сложное па, которое сопоставимо с акробатикой! Смотрю на экран и думаю, что нужно восхищаться, а этого у меня не получалось! С горечью признался сам себе, что не дал мне Бог способности разбираться в современном французском балете! А с другой стороны возможно и восхищаться нечем.

В последние годы жизни И.В.Сталина начались гонения на евреев. Появилось, так называемое «дело врачей — вредителей» Распространялись слухи, что врачи — евреи не лечат больных, а калечат их. В поликлиниках старушки отказывались идти к врачу, когда узнавали, что прием ведет еврей.. Выдающихся ученых медиков — врачей еврейской национальности, отправили за решетку. Обстановка все более и более накалялась, вплоть до истерии.

Во всех этих событиях нужно учесть и то обстоятельство, что в западные страны поступала информация о состоянии здоровья руководства страны, несмотря на строгую засекреченность всего что относится к этому вопросу. Врачи — евреи кремлевской поликлиники и больницы были арестованы в первую очередь...

На нашем курсе было много студентов — евреев. Их лица стали сосредоточенными, мрачными. Они частенько собирались группами и о чем — то шептались. Появились слухи, что составляются списки евреев и готовятся. лагеря для их изоляции. Большинство студентов относились к этим слухам скептически, но вслух высказывать свои сомнения никто не решался. Все понимали, что это очень опасно.

Обстановка существенным образом разрядилась, когда умер И.В.Сталин. Было объявлено, что дело врачей прикрыли, а из мест заключения вышли ученые — евреи. Вспоминаю, как — будто груз свалился с плеч. Даже дышать стало легче. Позднее этот тяжелый период в жизни нашего народа будет объявлен «Культом личности Сталина».

Вот так и жил наш народ и мы студенты вместе с ним. Непрерывные потрясения, уродливые выверты властей.

Как — то вечером, поднимаюсь по эскалатору на выход из станции метро «Университет» и вижу в вестибюле рослого, хорошо сложенного офицера милиции в ослепительно — белом кителе с серебряными погонами ( в то время такие были знаки различия).

Что — то знакомое! Он поворачивается ко мне лицом. Боже мой! Да это Пошивалов! Бросаюсь к нему. Но куда там! Он выставляет вперед руки и не дает мне обнять его.

— Ты же видишь китель чистый — говорит он, смахивая с левого рукава нивесть откуда взявшуюся соринку.

— Ну и встреча! Ты служишь в милиции?

— Конечно, и очень горжусь этим, а ты?

— Я студент.

— Живешь в общежитии ?

— Да! У нас общежитие хорошее. В комнате четыре человека. Кровати — двухэтажные.

— Недурственно! Недурственно! Но я смотрю на тебе офицерская форма цвета хаки. Купил что ли?

— Нет, не купил. До мая 48 года служил в армии офицером. Там и дали. Материал этой формы американский, называется «серж». Не мнется, не выгорает, просто прелесть, а не ткань!

— Так — то оно так! Но заплаты на коленях, почему из другого материала?

— Да, как тебе сказать. Протерлись! Такую ткань для заплат найти невозможно. Мы, студенты наловчились быстро и аккуратно накладывать заплатки. Края дырки обмазываешь клеем БФ — 2 (в то время был такой универсальный клей). Потом кладется заплата. Когда она присохнет, лишнее обрезаешь ножницами.

— Вот, так! Как идти на немецкие позиции и орать «Ура!» мы были нужны. А после окончания войны, катитесь подальше! В заплатах ходят офицеры — участники той кровавой войны!

— Все время вспоминаю разговор с Гуляевым. Будучи от рождения оптимистом, как — то сказал ему, что после войны правители изменят свою политику. И те несправедливости и зверства, которые были до войны, больше не повторятся. Он со мной не согласился. И правильно сделал. Сразу после войны начались аресты. Руководители страны не изменили своего отношения к людям. Бесправие народа только усилилось!

— А я пессимист и думаю, что будет еще хуже! Хватит говорить на эту тему. Нам с тобой надо пообщаться более основательно. Кое — что мне надо рассказать тебе.. Через час я сменяюсь, если хочешь, подожди.

— Конечно, подожду.

Через час Пошивалов сменился и мы с ним пошли к красным домам, которые находятся недалеко от станции «Университет»

Эти дома стоят квадратом или каре. Внутри этого каре уютные аллеи, скамейки. Там свой микроклимат. Летом всегда прохладно, так как много деревьев, а зимой не очень холодно, потому что нет ветра Мы уселись на скамеечку и наша беседа продолжалась..

Вот, что рассказал мне Пошивалов.

В том бою, у боевого охранения, нас в бой повел лейтенант Усталов, а старший лейтенант Сергеев — наш ротный — остался в траншее боевого охранения. Это он объяснил тем, что ему надо поддерживать связь с комбатом, а если потребуется, то и с артиллеристами. Кроме него там оказался и Пигольдин. Он заблаговременно спрятался в блиндаже, который находился в правом торце траншеи.

По предварительно разработанному плану, в нашу траншею должны были проникнуть фрицы. Их подразделение ночью скрытно сосредоточилось на нашем правом фланге, Чтобы после ухода роты в бой, по сигналу ротного, скрытно без выстрелов занять нашу траншею. Таким образом, мы оказались бы окруженными и уничтоженными.

Другая часть фрицев по ходу сообщения, должна была ворваться в нашу первую траншею и перебить всех, кто там находился. Это дало бы возможность немцам без потерь захватить первую траншею, а это уже прорыв нашей обороны..

Но в это время в траншее боевого охранения появился командир полка майор Титов. Рассматривая в бинокль поле боя, он сказал нашему ротному, что в прорыв он введет еще две роты.