Харкурт Альджеранов - Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета
- Название:Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ЛитагентЦентрполиграф ОООb9165dc7-8719-11e6-a11d-0cc47a5203ba
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9524-5215-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Харкурт Альджеранов - Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета краткое содержание
Известный английский танцовщик Харкурт Альджеранов, выступавший с Анной Павловой на одной сцене, вспоминает о десяти последних годах жизни великой балерины, о шедеврах, на которые она вдохновляла композиторов и балетмейстеров, о том, какой божественная Анна была в жизни. Альджеранов рассказывает о ее труппе и совместных гастролях по странам Европы, Америки и Азии.
Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В отличие от Австралии в Новой Зеландии мы давали одноразовые представления, выступая во всех крупных городах. Поезда были на удивление маленькими, хотя расстояния, напротив, были большими, а население малочисленным, поэтому казалось невероятным, что у них вообще была железная дорога. Павлова повсюду ездила на машине – расстояния между городами, где мы давали одноразовые выступления, давали ей такую возможность. Чем дальше мы продвигались на юг, тем становилось холоднее. Гостиные хорошо отапливались, но в спальнях отелей, на сцене и в артистических уборных мы замерзали до мозга костей. Порой предпринимались жалкие попытки обогреть сцену с помощью электрических обогревателей, но они давали слишком мало тепла и не могли нагреть столь обширное пространство. В конце концов мы прибыли в Веллингтон, где чуть не задохнулись в туннеле от паровозного дыма. После окончания сезона мы переехали в Крайстчерч на самом плохом судне, на каком мне когда-либо приходилось путешествовать. Оно воняло, словно старая банка из-под сардин, и, должно быть, обладало всеми сертификатами национального танца, но, судя по тому, как оно подпрыгивало и подскакивало на волнах, предпочитало танцевать не пой и хаку, а скорее бурные шотландские танцы и танцы с саблями. Наше путешествие из Сиднея поблекло по сравнению с ним. Друзья из Крайстчерча объяснили нам, что на перевозке работали один плохой и два хороших корабля, но по непонятной причине плохой был всегда в действии. Клубы путешествий наперебой приглашали нас на утренний чай. Обычно это было тяжелое испытание, так как председательствовал какой-нибудь остряк, который являлся жизнью и смертью вечеринки. У учениц Астафьевой из нашей труппы была подруга в Крайстчерче, в Маделейн-Вайнер. Она имела школу и находилась в гуще сражения между классическими и модными танцами. Обучаясь у Астафьевой, она выступила в труппе Дягилева в «Спящей красавице», танцуя «Вальс цветов», и с гордостью объявила об этом в своем родном городе, но это не произвело большого впечатления, поскольку никто не знал, кто такой Дягилев. В Данидине было ужасно холодно, так что в голову приходила мысль, не следовало ли маори назвать его «землей большого серого облака». Тем не менее поездка была интересной, а страна – очень красивой, только нестерпимый холод в домах омрачал нашу жизнь и затруднял работу. Из-за этого холода Павлова больше никогда не приезжала в Новую Зеландию – она отказывалась понять, почему жители не могут более эффективно решить эту проблему.
Мы отплыли обратно в Сидней и в ту же ночь намеревались сесть в поезд, идущий на Брисбен. Это была довольно мрачная поездка; помимо того что мы должны были пересесть в Тувумбе, нам пришлось сделать вторую пересадку из-за того, что поезд сошел с рельсов и нас перевели на другую линию. Конечно же пришли машины, чтобы перевезти нас к ожидающему поезду, но обломки крушения на крутой насыпи при сером свете зари выглядели особенно ужасно. Мы прибыли в Брисбен только на следующее утро, и вторая ночь, проведенная в поезде, где не хватало спальных мест, была ужасно утомительной. Проезжая через некоторые города, мы обратили внимание, что вокзалы переполнены, по-видимому, люди услышали, что в проходящем поезде едет Павлова, и надеялись хотя бы мельком увидеть ее. В Брисбене было гораздо теплее, более того – настолько тепло, что мы смогли даже поплавать во время уик-энда. Как мы были этому рады!
После того как мы пробыли там несколько дней, за кулисами устроилась художница, рисующая пастелью. Это была Инид Диксон, чьи портреты танцовщиков сейчас широко известны в Австралии. Она принадлежала к отряду художников-пионеров, чьи работы не должны остаться незамеченными. В те дни их не слишком поощряли – разве что они сами поддерживали друг друга. Тоби так же, как и Дик, был художником, а Билл помимо того, что являлся первоклассным рисовальщиком, умело работал с кожей (в то время как все желали приобрести только изображения коал, к чему, будучи реалистом, а не экспрессионистом, он испытывал отвращение). Дик добросовестно обучала учеников до тех пор, пока директриса школы не сказала ей: «Не трудитесь учить их рисовать, дайте им рождественские открытки, пусть копируют!» Тогда Дик ушла и каким-то образом умудрялась существовать, выполняя случайные заказы и давая частные уроки одному-двум ученикам. Некоторое время спустя та же директриса пригласила ее возобновить преподавание, увеличив ей заработную плату и предоставив свободу действий в выборе методов преподавания. Павлова оценила ее искренность и всегда проявляла интерес к ее работе, пока мы там были. Из Брисбена мы осуществили долгую поездку в Аделаиду. Двадцать восемь часов до Сиднея (новая линия еще не была достроена), где мы дали утреннее представление, и тем же вечером продолжили путь в Мельбурн. Тяжелая пересадка в Олбури последовала в шесть часов утра. Мы оставили багаж на станции и отправились в театр на утренник. Однако костюмы и декорации не доставили вовремя, и утренник пришлось задержать! В Австралию только что приехал Шаляпин, он пришел повидать Павлову после представления. Я так никогда и не мог понять, хрупкая ли фигура Павловой заставляла Шаляпина казаться таким огромным или же наоборот, но тем не менее контраст был разительным. Они обожали друг друга и вместе позировали фотографам.
После представления мы последовали в Аделаиду. На этот раз поезд был удобным, и не нужно было делать пересадки, так как в Южной Австралии и Виктории одинаковая ширина колеи. Во время этой поездки меня, к моему удивлению, разыскал Бобби Хелпман, пожелавший, чтобы я продолжил давать ему уроки в Аделаиде. Но я не смог этого сделать. Во время первого же выступления в Аделаиде я споткнулся о неровность сцены в конце «Русского танца», повредил колено и на несколько месяцев лишился возможности исполнять русские танцы, хотя мог танцевать все остальное.
– Я не могу танцевать, значит, не могу и учить, – единственное, что я мог сказать.
Меня очень огорчило, что я не смог продолжать, а приступив к упражнениям у станка после выходных, обнаружил, что мое колено не сгибается и я не могу удержаться в plie. Я сказал об этом Пиановскому, и он пришел в ярость из-за того, что я не сообщил ему об этом прежде. Пришлось изменить программу – вместо «Русского» показали «Танец часов», и все девушки рассердились. Я много отдыхал в надежде поскорее поправиться, а служащие отеля проявляли ко мне большое внимание и присылали завтрак в номер – обычно это было какое-нибудь жаренное на рашпере блюдо. Однажды в воскресенье мне посчастливилось пообщаться с мисс Стёрт, дочерью великого исследователя. Я мысленно переношусь на столетие назад, когда думаю об этой встрече; она рассказала нам о ранних днях Аделаиды, когда на Северной Террасе водились кенгуру и в дневное время двери снимали с петель и использовали в качестве столов. Она сочла, будто я обладаю экстраординарным воображением, когда я сравнил окольцованные камедные деревья с огромными вытянутыми скелетами. Конец сезона в Аделаиде принес нам разлуку, о которой все мы сожалели. Хотя мы и радовались за Мюриель Стюарт, но не могли не огорчаться из-за того, что она покидала нас – ведь она стала частью труппы. Она была одной из учениц Павловой, одной из немногих, кто обучался у нее в Лондоне, и прощание с ней было печальным для всех нас. Она отправилась на восток, в Америку, а мы – на запад, в Европу. Тирза Роджерз и Роберт Ласселлз получили заманчивое предложение от Дж. С. Уилльямсона, которое решили принять, и остались в Австралии. Во время каждого турне труппа немного менялась. Тирза попросила меня придумать для нее несколько костюмов, и я взошел на борт, вооруженный бумагой, чернилами и красками. Погода на Большом Австралийском заливе была именно такой, какой ей и следовало быть, и славный корабль «Наркунда» понес нас по огромным, словно горы, волнам. Мы так устали от турне, что в первые дни вставали только к обеду. Море было еще довольно бурным, когда я принялся за эскизы. Вернувшись в каюту после ленча, я обнаружил, что стюард пытается оттереть с пола китайскую тушь – во время качки бутылка перевернулась. Он усердно тер пол лимоном, но безрезультатно, и испытал облегчение, когда я посоветовал: «Мыло и вода», и это помогло. Мы сошли на берег во Фримантле, послали «благодарственные» письма и отправились в Перт, чтобы поужинать и, как надеялись, после попасть в театр. Позднеиюльский воздух был довольно прохладным, и, когда мы проходили мимо кинотеатра, швейцар приветливо нам закричал: «Возьмите своих дам на галерею, здесь приятно и тепло». Так мы и сделали, и очень позабавились, высмеивая ужасный фильм, который показывали. В эту же ночь мы отплывали. Вскоре дни стали теплее, а море – спокойнее. Кто-то рассказал Павловой, что я рисую, и она тотчас же захотела посмотреть мои работы. Ей нравились мои ранние картины, и я совершенно уверен, что, если бы потрудился их сохранить, ее предпочтения оказались бы справедливыми.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: