Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Государь спросил: «Джунковский?». «Так точно, ваше императорское величество», – ответил я. «Я помню, как вы командовали в корпусе, в какой полк вы выходите?» – спросил государь. «В л. – гв. Преображенский, ваше императорское величество», – ответил я.

Меня пригласил Теляковский, офицер Конного полка, к себе ужинать, у него ужинали мои друзья барон Фелейзен, Алина Константиновна Фелейзен и Ушков. Очень приятно провели время, я только к двум часам ночи вернулся к себе в лагерь, от Конного полка было довольно далеко. Я не успел еще как следует заснуть, как услыхал залп из орудий и бой барабанов, я сразу не сообразил [что это], вбежал дежурный камер-паж и сказал: «Тревога». Я подумал, не фальшивая ли? Прислушиваюсь – нет, во всем лагере отовсюду слышны звуки барабанов, труб, поднялась суета, суматоха. Я стал быстро одеваться, дневальные будили пажей. Не прошло и десяти минут, как у нас все были уже готовы, помогая друг другу надевать ранцы, амуницию. Все камер-пажи и пажи должны были идти в рядах учебного батальона. Я дождался, когда все были готовы и отправились на свои места, тогда и отправился пешком на военное поле, где по тревоге должны были собираться войска. В строю мне не надо было быть, я должен был, как фельдфебель шефской роты, подойти с рапортом к государю, как это было накануне.

Придя к Царской палатке, я застал уже всю царскую семью и всех иностранных агентов и иностранные войсковые депутации. Войска сходились со всех сторон и строились. Как только все войска встали на свои места, это было в 5 1/2 часов утра часов утра, государь сел на коня и объехал полки. Гимн, «ура» наполнили воздух. Объезд продолжался около часа, после чего войска стали перестраиваться к церемониальному маршу. Я стоял около Царской палатки и смотрел, как проходили войска. Тревога была до того неожиданна, что рассказывали, будто великий князь Владимир Александрович не хотел верить, когда его разбудили; государь, никому не говоря, встал, приказал подать верховую лошадь и, сопровождаемый дежурным флигель-адъютантом, подъехал к одному из полков и приказал дежурному барабанщику бить тревогу.

По окончании церемониального марша я и за мной все фельдфебели рот его величества стали подходить с рапортом к государю. Я уже шел увереннее, не так волновался, ведь еще 12-ти часов даже не прошло со времени моей явки государю накануне. Я опять так же отрапортовал государю. На этот раз государь сказал мне: «Поблагодарите роту за парад и хороший порядок’’. Я ответил: «Рад стараться, ваше императорское величество».

Заехав в лагерь и переодевшись, я уехал в Петергоф, моя старшая сестра гостила в это время в Рамони у принцессы Евгении Максимилиановны, так что ее там не было, я навестил своих друзей, пообедал у них и к 10-ти часам вернулся в лагерь. Предстояло провести в лагере корпуса последнюю ночь, на другой день мы уже откомандировывались в полки, в кои выходили на правах подпрапорщиков.

1-го августа, утром, мы надели шашки и фуражки с козырьком, простились с корпусным начальством и пажами младшего класса, затем откланялись начальнику Офицерской школы, поблагодарили его за его внимание и доброе отношение к нам и разъехались по полкам. В Преображенский полк нас поехало 11 человек.

Жаль было расставаться с корпусом очень, на душе было тяжело. Он оставлял в нас только одни благодарные воспоминания. Я прожил в нем 8 лет и всегда вспоминаю эти годы с чувством самой искренней признательности, одно только хорошее осталось в моей памяти.

С волнением подъехали мы к расположению Преображенского полка, явились полковому адъютанту Гадону, который нас повел представить командиру полка князю Н. Н. Оболенскому.

Он нас принял строго официально, но подал каждому из нас руку и сказал, чтобы мы представились великому князю Сергею Александровичу – командиру 1-го батальона.

Великий князь нас принял менее официально, чем Оболенский, был как-то мягче, подал всем руку и пожелал нам счастливой службы в полку.

Выйдя от него, мы узнали к какой каждый из нас прикомандирован роте. Оказалось, нас прикомандировали по старшинству, Зурова к роте его величества, Зейме ко 2-й, меня к 4-й роте и только для 3-й сделали исключение, прикомандировав к ней не Гольтгоера, как бы следовало, а Вельяминова, потому что его дядя Озеров командовал этой ротой. Гольтгоер попал в 5-ю роту. Я был очень рад, что попал в 1-й батальон, хотя это еще не значило, что я и офицером останусь в нем, а мне это было очень важно, так как я жил в Петербурге близко от 1-го батальона и далеко от 2-го и 3-го. <���…> [150]

Узнав, что я назначен в 4-ю роту, я тотчас пошел явиться своему командиру. Временно командовал ротой Обухов, а командир роты капитан Адлерберг был в отпуску. Обухов меня очень радушно принял, я явился и Чекмареву – младшему офицеру роты, который меня повел в роту, вызвал всех нижних чинов из палаток, и представил меня роте.

Солдаты подняли меня на «ура» и качали, приветствуя нового, пока еще, подпрапорщика. Затем нас офицеры повели в клуб, где подано было шампанское, пили наше здоровье, все знакомились с нами. Мы были сконфужены, но такое общее милое товарищеское отношение к нам очень нас тронуло. Меня пригласили в свой барак Нейдгарт и Шипов, дали мне отдельную очень хорошую комнату, назначили мне денщика из роты, я устроился очень хорошо.

Устроившись, отправился с визитами ко всем офицерам полка, кого не заставал, тому оставлял служебную записку.

Обойдя всех, отправился в клуб обедать. Обед был общий в 8 часов вечера. В 11 часов я был у себя и лег спать, уставший от всех новых впечатлений.

На другой день надо было встать в 6 часов, чтобы идти на учение. Я очень волновался, как бы мне с первого раза не напутать, был я за командира 2-й полуроты.

Мне, как младшему, надо было быть в роте первым. Первый раз я поздоровался с ротой, мне ответили: «Здравия желаем, господин камер-паж!»

Вечером был четверговый обед – каждый четверг в офицерском собрании бывали обеды с гостями, играл струнный оркестр полка. На этот раз гостей было мало, но было очень празднично, все для меня было ново, я во все вглядывался, изучал. Нас было 11 камер-пажей, так что мы сидели почти все вместе, это нас не так стесняло.

За обедом великий князь прислал нам, четырем камер-пажам его батальона, по стакану шампанского, мы встали, поклонились, он издали поднял свой стакан, и мы выпили залпом. Затем нам еще присылали и другие офицеры, так что сразу пришлось выпить изрядное количество. На другой день, утром и вечером, были репетиции парада, который должен был состояться 6-го августа в день полкового праздника.

4-го августа был корпусный маневр, я ужасно устал, пришлось пройти верст двадцать. А в воскресенье, 5-го августа, 1-й батальон ходил в Сергиево – это в 12-ти верстах от Красного – хоронить генерал-адъютанта Баранова. Мы провожали его тело от станции Сергиево до Сергиевской пустыни. Вернулись мы уже под вечер, едва успели переодеться и почиститься и хоть немного отдохнуть – надо было строиться для всенощной, которую служили впереди нашего лагеря. Полк стоял «покоем», [151]посередине стояли аналой, паникадилы, большой образ Преображения, духовенство в парадных с преображенским шитьем облачениях. [152]Рядом хор певчих Преображенского полка в новых красивых кафтанах.