Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Знания о новых технологиях Ася черпала не в университете, а в доме отца ее первого серьезного бойфренда Питера, где они какое-то время жили. Именно там она познакомилась с Родом Стайгером, другом этой семьи. Отец Питера, Кен Колби, был пионером в области искусственного интеллекта; его разговоры с коллегами очень много ей дали – как и частое присутствие известного профессора философии Абрахама Каплана, родившегося в Одессе. Несмотря на то что в университете Ася изучала психологию, в этом направлении она не пошла. Переехав в Монтерей в середине 1990-х, она поступила в компанию Archipelago Learning, начинавшую разрабатывать курсы дистанционного обучения для университетов, впоследствии переименованную в Thomson Learning. Там она начала делать большую карьеру как менеджер; если бы не болезнь, то она заведовала бы одним из ее больших международных отделов. Но командировка в Индию в 2007 году оказалась последней. В Индии ей, конечно, было интересно; как всех туристов, ее поразило количество наложений современной жизни (например, в архитектурном отношении) на старый, отсталый обиход. Среди прочего Ася рассказывала, что на летных полях самых современных аэропортов можно было увидеть коров.

В 1995 году Асе поставили ужасающий диагноз, рассеянный склероз, и сделали долгое вливание гидрокортизона, имевшее еще более ужасающие последствия. Через несколько лет у нее нашли остеонекроз, редкую болезнь, причиняющую сильнейшие боли. Омертвение суставов – один из редких побочных эффектов больших доз стероидов; а ведь диагноз «рассеянный склероз» уже успели отменить! (Болезнь вызвали именно стероиды; других объяснений у врачей нет.) В отличие от подавляющего большинства людей с этим диагнозом бедная Ася страдает поражением по меньшей мере четырех суставов (обоих коленных и обоих бедренных), которые оперировали уже больше двадцати раз. В первое время она продолжала работать, но вот уже десять лет находится на инвалидной пенсии, что, конечно, приводит ее в уныние. Впрочем, по большей части она ведет активную жизнь и радуется ей – ездит на своем пикапе в кемпинг, катается на лошадях, плавает на байдарке в Тихом океане, ныряет с аквалангом, хотя ей приходится принимать сильные болеутоляющие. Ася всегда любила риск, опять-таки напоминая этим Шульгиных. Катаясь на роликах, велосипеде и мотоцикле она, конечно, подвергала себя опасности, но отговорить ее, человека весьма упрямого и своенравного, от этих и других занятий было невозможно. Может быть, это и лучше, чем впасть в депрессию. Посторонним и в голову не приходит, что эта высокая, спортивная и красивая женщина серьезно больна.

В этом году у Аси было две сложные операции – первая на колене, видимо, оказалась удачной. Как и раньше, колено оперировал знаменитый ортопед Ричард Стэдмэн, основатель всемирно известной клиники в Вейле (Колорадо), где находится один из лучших лыжных курортов в Америке. Асе с мужем пришлось провести там два месяца; слава Богу, он, менеджер в компьютерной фирме, сотрудники которой живут по всему миру, может работать где угодно. Нам, гуманитариям и представителям академических профессий, это непонятно, но таков новый корпоративный мир. С ними поехали черная овчарка и попугай Потус, для которого нужно было сделать специальную справку о том, что у него нет заразных попугаичьих болезней!

Вторую очень редкую операцию тазобедренного сустава на другой ноге тоже делал известный хирург, но она пока не обещает положительный исход – прошло уже шесть месяцев и у нее постоянно сильные боли. В любом случае Асе придется целый год восстанавливаться и вести малоподвижный образ жизни. Все это ее очень страшит; меня, конечно, тоже. (На фотографии она одета в жакет с рисунком под названием «Дерево сикомор» (платан) художницы Реджины Холлидей, в котором она отобразила Асину болезнь, – с ветками дерева, растущими из ее конечностей.) Более того, у бедной Аси обнаружилась болезнь глаза и ей совсем недавно сделали на нем операцию.

Она напоминает мне библейского Иова, на которого обрушиваются бесконечные бедствия, но он находит в себе силы их терпеть, – с той разницей, что моя дочь не верит в Бога и силы находит в себе самой. Отчасти ей помогают звери. Приходя домой, она первым делом здоровается с попугаем и овчаркой, у которой, ко всему прочему, нашли заболевание задних ног. Слов нет!

В жакете «Дерево сикомор» (2011)

У Аси, как и у меня, было несколько мужей: трое, если не считать предшествовавших им Питера Колби и Марка Роума, очень интеллигентного (хотя он и не учился в университете), загадочного молодого человека, который после их расставания переселился в Таиланд. По нашей семейной традиции она дружит со всеми, кроме предпоследнего мужа, итальянца Гвидо; тот жениться не хотел, но, когда у него появился соперник (Ася сейчас за ним замужем), сделал предложение и подарил Асе кольцо с большим бриллиантом, который она бросила ему в лицо! Опоздал, мол. Он и не захотел продолжать общаться. Правда, после операций он бывал с Асей очень хорош, ездил в Вейл и всячески о ней заботился.

С Гвидо они часто путешествовали по Италии. Ася хорошо знает Европу: отправившись туда на три месяца сразу после университета, она как следует поездила по ней одна – побывала даже в Любляне, где я родилась, и полетала на дельтаплане над Бледским озером, о чем потом восторженно рассказывала. Она вообще много где бывала: сначала со мной, потом одна, потом с Гвидо, потом по работе, а в последние годы – опять со мной. Как и я, она полюбила Берлин, где мы дважды подолгу жили и ходили по музеям, которые часто выбирала она. Ее заинтересовали превратившиеся в музеи нацистские бункеры; я о них не знала. Один (в Восточном Берлине) называется Банановым бункером: в советское время там хранили бананы, купленные у Кубы для продажи на Рождество, а теперь там известная коллекция современного искусства. В Берлине у Аси есть эксцентричная знакомая – стареющая рок-певица, чей бывший муж, Ульрих Энценсбергер, был одним из организаторов известной берлинской радикальной коммуны; некоторое время он был связан с «Фракцией Красной армии», террористической группой левых немецких радикалов, возникшей в конце 1960-х годов. Асе с ней интересно, и мне это вполне понятно.

Асин первый муж, мой любимый, – южноафриканский еврей. На их стилизованной еврейской свадьбе в горах роль раввина исполнял не еврей, а южноафриканский диссидент, перебравшийся в Америку из-за противостояния апартеиду. В 1990 году в Лос-Анджелесе Ася с друзьями мужа была на встрече с Манделой, которого эти южноафриканские евреи боготворили. Вместо Алика Жолковского (они с Асей друг друга недолюбливали) на свадьбе присутствовал Кен Нэш; своих детей у него нет, и, как мы с ним иногда шутим, она ему их заменяет [335]. Приехала с Аляски и Асина лучшая подруга тех лет, чернокожая Анжела. Для Аси расовых различий не существует; в этом отношении она – типичный либеральный представитель своего поколения. Ее нынешний муж, Ларри Молмуд, тоже еврей, но он считает себя плохим евреем: ему безразлично, кто еврей, а кто нет, и вообще он не очень отличает евреев от неевреев. Дети Ларри от первого брака похожи на инков, то есть на его перуанского происхождения жену; они любят Асю, для которой они как родные. В каком-то отношении она более умело заботится о них, чем отец.