Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

«Общеизвестно, что Маяковский был превосходным агитатором. Но возьмите его стихи, посвящённые революционному Китаю… Человеку настолько нечего сказать, что единственным утешением для него в этой вещи было то, что вся она затянута в одну рифму: “Киса кидая”, “кита я” и так далее…

Ни Тихонов, ни Пастернак, ни Сельвинский, ни Асеев, ни Безыменский, ни Луговской ни словом не отозвались на испанские события. Сурков на литвечере прямо заявил, что хорошо написать об Испании он не может, а плохо не хочет».

Однако чересчур расхрабрившемуся поэту Сельвинскому тут же напомнили, что его компания – те самые « ребята с улицы», от которых он пытался откреститься. И 12 декабря 1937 года «Литературная газета» обрушилась на него, вспомнив строки из, казалось бы, давно всеми забытого романа в стихах «Пушторг»:

«Не безразлично, написал ли человек строку “жестокая, как Чрезвычайка” (Сельвинский “Пушторг”) от того, что он действительно считает Чека жестокой, или потому, что не сумел подобрать надлежащего сравнения. Первое определение контрреволюционно. Это преступно. За это надо судить».

Статью, содержащую такие слова, даже статьёй назвать трудно – ведь это был явный призыв к энкаведешникам, чтобы они арестовали контрреволюционного поэта.

Но Сталин Сельвинскому благоволил и не позволил лишить поэта свободы.

В тот день (12 декабря) арест был произведён, но арестовали Владимира Александровича Усиевича – того самого, кто, будучи управляющим делами Совнаркома РСФСР, в 1930 году подписал постановление «об увековечении памяти тов. Владимира Владимировича Маяковского». Усиевичу предъявили обвинение в шпионаже.

А Галину Серебрякову, жену Григория Сокольникова, в декабре 1937 года вновь арестовали (в Семипалатинске, куда она была сослана), и опять начались допросы с пристрастием.

16 декабря грузинский поэт Тициан Табидзе был расстрелян.

17 декабря 1937 года газета «Правда» опубликовала статью Платона Керженцева «Чужой театр», в которой вновь подвергалось критике творчество Ильи Сельвинского:

«Пьеса “Командарм 2” искажённо и уродливо показывает бойцов нашей Красной Армии, как каких-то махновцев, без партийного и командного руководства. Штаб армии рисовался издевательски».

Статья прямо указывала энкаведешникам, кто является « врагом народа », и кого следует арестовывать в самую первую очередь.

Но с «Правдой» вступила в спор «Литературная газета», которая в тот же день (17 декабря) в статье «За театральный стих» принялась защищать спектакль:

«“Командарм 2” рождался, как спектакль, в муках. Сотни блестящих в поэтическом отношении строк погибли и прошли без вести в шуме музыки, движущихся и играющих актёров, в смещениях мизансцены. Порою одна половина строки звучала снизу, а вторая доносилась сверху, с самой высокой мейерхольдовской конструкции ».

«Правде» в тот же день (17 декабря) поддакнула другая газета – «Советское искусство»:

«Политически неверным был и спектакль “Командарм 2” Сельвинского, в котором Красная Армия изображалась как неорганизованная партизанская масса анархистского толка».

Эта фраза отчётливо показывает, против кого она нацелена – ведь спектакль, о котором идёт речь, делал Мейерхольд, его и надо было громить. А Сельвинский был всего лишь автором пьесы, которую можно было трактовать по-разному. Невольно складывается впечатление, что вождь велел просто припугнуть поэта, чтобы он не говорил лишнего. Вот его и шугали».

В тот же самый день (17 декабря 1937 года) был арестован не драматург, изобразивший Красную армию « издевательски », и не режиссёр, поставивший эту «антисоветчину» на сцене, а начальник Главлита (один из создателей этого цензурного ведомства) Сергей Борисович Ингулов. Тот самый, при котором начали рассылать списки книг, подлежащие изъятию и уничтожению. Тот самый, который ещё в 1928 году заявил:

«Критика должна иметь последствия! Аресты, судебную расправу, судебные приговоры, физические и моральные расстрелы…»

Теперь Сергею Ингулову предстояло всё это испытать на самом себе.

Наступило 18 декабря. И в Ухто-Печлаге НКВД был взят под стражу заключённый Анисим Маркевич, бывший заместитель наркома земледелия СССР. В лагере он сидел уже четыре года. Его отвезли в Архангельск, где против него было возбуждено новое дело. 5 января 1938 года Маркевича приговорили к расстрелу, а 1 марта расстреляли.

20 декабря 1937 года «Литературная газета» вновь напомнила:

«Мнение читателей у нас иногда правильней и ценней, чем мнения официальных критиков (возьмём, к примеру, письмо читателей в “Правду” по поводу “Умки” Сельвинского)».

В тот же день (20 декабря) газета «Пионерская правда» опубликовала стихотворение казахского акына Джамбула Джабаева «Песнь о батыре Ежове» в переводе Константина Алтайского (Королёва). Акын провозглашал:

26 декабря был арестован бывший полпред СССР в Испании Марсель Израилевич Розенберг, работавший уже в Тифлисе уполномоченным Народного комиссариата по иностранным делам при правительстве Грузинской ССР.

А 26-летний лётчик Павел Рычагов в декабре 1937 года был избран депутатом Верховного Совета СССР 1-го созыва и направлен в Китай (командующим советской авиацией в начавшейся там Японо-Китайской войне).

29 декабря газета «Правда» в статье «Художник, чуждый народу» продолжала громить Всеволода Мейерхольда, напоминая читателям все его грехи, а заодно пиная и Сельвинского:

«В пьесе “Командарм 2” и без того фальшивой, Мейерхольд ещё более акцентирует мерзкие и самые лживые эпизоды и, в конечном счёте, преподносит зрителю клеветнический спектакль, где наша славная и победоносная Красная Армия изображена как полчище анархистов ».

Стоит ли удивляться, что Мейрхольду вновь поставить «Командарма 2» так и не разрешили.

29 декабря в лубянских застенках оказался заведующий издательством Биомедгиз Давид Лазаревич Вейс – тот самый, с которым в 1921 году судился Маяковский (за то, что Госиздат отказывался печатать «Мистерию-буфф»), На этот раз Вейса обвинили в участии в антисоветской террористической организации, и энкаведешники стали добиваться от него «признаний».

Сложившаяся ситуация вновь даёт основания предположить, что Сельвинского только припугивали, чтобы он не возомнил себя любимцем вождя. Сохранилось письмо Илье Сельвинскому писателя Фёдора Панфёрова, написанное 30 декабря 1937 года. В нём приводятся слова Сталина о поэте, написавшем поэму о вожде и об экспедиции парохода «Челюскин»: «– Талантлив. Почти гениален. Но проходит мимо души народа. Если овладеет ею, то будет самым большим нашим поэтом».