Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

30 апреля 1942 года был арестован бывший ответственный секретарь газеты «Известия» Семён Александрович Ляндерс, вновь пришедший работать в ту же газету. Причиной ареста, видимо, стало то, что, когда он в 30-х годах работал в «Известиях», их главным редактором был Николай Бухарин. Содержался Ляндерс во Владимирском централе (в российской тюрьме для особо опасных преступников города Владимира). Пробыл он там недолго, но с энкаведешной практикой ведения следствия познакомиться успел.

Весной 1942 года эвакуированный в Барнаул поэт Вадим Габриэлевич Шершеневич заболел двусторонним туберкулёзом лёгких и 18 мая скончался в возрасте сорока девяти лет.

А итальянский футурист Филиппо Томмазо Маринетти в 1942 году вновь приехал в Россию, только уже советскую. На этот раз 65-летний литератор входил в состав итальянского экспедиционного корпуса. Он воевал. И был ранен под Сталинградом.

26 мая 1942 года в краснодарской газете «Большевик» было опубликовано стихотворение Ильи Сельвинского «Россия», которое начиналось так:

Предпоследнее четверостишие:

15 июня заключённый поэт Фахти Бурнаш (тот самый, что критиковал поэта Илью Сельвинского на « Пушкинском пленуме ») вновь предстал перед судом. Особое совещание НКВД СССР приговорило его к высшей мере наказания. И 1 августа он был расстрелян.

В июле 1942 года Александр Щербаков стал начальником Главного политического управления Красной армии.

В октябре состоялась премьера фильма «Клятва Тимура», снятого Сталинабадской киностудией и киностудией «Союздетфильм». В титрах, с которых начиналась кинокартина, сообщалось, что автором сценария был Аркадий Гайдар (к тому времени уже погибший в бою). Про тех же, кто осуществлял съёмки, говорилось:

«Режиссёр

заслуж. деятель искусства – Л.Кулешов.

Второй режиссёр

заслуж. артистка РСФСР – А.Хохлова ».

Назначение режиссёрами фильма Кулешова и Хохловой вряд ли обошлось без содействия наркома госбезопасности Всеволода Меркулова. Но фильм был снят на удивление слабо, непрофессионально, а иногда просто безграмотно. Юные актёры (ими руководила Александра Хохлова) явно переигрывали. Кадры практически всех сцен (а их выстраивал Лев Кулешов) случайны, беспомощны, малоинтересны. Складывается впечатление, что режиссёры снимали самый первый фильм в своей жизни. И возникает вопрос: не правомерным ли был арест Кулешова в 1927 году, когда работники тифлисской киностудии засомневались в его творческой компетентности и призвали на помощь (чтобы разобраться в этом) работников местного ГПУ?

Вернёмся в год 1942-ой.

Поздней осенью в Москве, несмотря на тревожную обстановку на фронтах, началось выдвижение кандидатов на соискание Сталинской премии. Четыре дня – 27 ноября, 17, 23 и 30 декабря заседал президиум правления Союза советских писателей, обсуждая, кого включить в число претендентов. 4 марта состоялось голосование. В бюллетени было внесено четыре фамилии: Максим Рыльский, Александр Твардовский, Михаил Светлов и Илья Сельвинский. Больше всех голосов набрали первые два поэта.

29 января 1943 года Илья Сельвинский написал с фронта письмо находившемуся в глубоком тылу Корнелию Зелинскому:

«У Маяковского есть манера. У Пастернака. Даже у Твардовского. Они умирают от боязни утратить её хотя бы в одной строке. Поэтому их можно узнать <���из> тысячи. Но по тому же самому они невыносимо однообразны. Поэтому Маяковского можно читать, перелистывая том сразу по 5 страниц, и никто не заметит, что кончилось «Облако» и начался «Человек»».

Аркадий Ваксберг:

«При первой же возможности, когда немцев отогнали от Москвы, Лиля, преодолев различные административные сложности, добилась разрешения вернуться домой ещё осенью сорок второго – намного раньше, чем это смогли сделать другие беженцы ».

Василий Васильевич Катанян:

«…они вернулись на Арбат, в разорённую квартиру с выбитыми стёклами. Жили бытом военной Москвы: отоваривание карточек, обмен вещей на продукты, железная буржуйка, возле которой поставили письменный стол и работали все трое – это было единственное тёплое место в комнате. Иногда сидели в пальто».

Однажды Лили Брик узнала о судьбе матери.

Аркадий Ваксберг:

«Здесь с огромным опозданием до неё дошла весть о том, что ещё 12 февраля 1942 года от порока сердца умерла в Армавире Елена Юльевна ».

А в подмосковном Кунцево в 1942 году от голода скончался поэт-имажинист (ровесник Маяковского) Иван Васильевич Грузинов.

Екатерину Ивановну Калинину в тот момент перевели в лагерь, в котором отбывал наказание Лев Разгон. Он потом написал:

«Старуха прибыла из другого лагеря, в формуляре у неё сказано, что использовать её можно только на общих подконвойных работах, но врачи на Комендантском дали ей слабую категорию, её удалось устроить работать в бане: счищать гнид с белья и выдавать это бельё моющимся. Екатерина Ивановна живёт в бельевой, она, наконец-то, отдыхает от многих лет, проведённых на общих тяжёлых работах…»

В это время в Америке группа ведущих учёных-физиков (а в их числе двенадцать Нобелевских лауреатов) начали работать над «Манхэттенским проектом» (создавали новое сверхоружие – атомную бомбу). Советской разведчице Елизавете Зубилиной (Зарубиной-Горской), работавшей пресс-атташе вице-консула СССР в Нью-Йорке, удалось проникнуть в семью научного руководителя этого проекта Роберта Оппенгеймера («отца атомной бомбы», как его потом называли), и в Москву хлынул поток секретнейшей информации.

Америка посылала тогда сражавшемуся населению Советского Союза множество самых разных подарков.

Василий Васильевич Катанян:

«В войну членам Литфонда давали американские подарки, и, чтобы их получить, нужно было написать зявление. ЛЮ: “Я не могу написать «Прошу дать мне подарок». Подарок дарят, а не дают в ответ на просьбу”. Пне написала. А отец написал и получил ботинки, которые я носил два года».

Много лет спустя – уже в годы правления Леонида Ильича Брежнева – писатель Борис Ефимович Галанов (Галантер) издал свои воспоминания («Прогулки с друзьями»):

«Повстречав однажды Илью Сельвинского, Леонид Ильич сказал:

– Сегодня я тебя ругать буду, Илья.

– За что, товарищ полковник?

– Ты зачем жизнью рискуешь? Никуда это не годится!

Речь шла о поездке Сельвинского в штаб стрелковой дивизии, которая держала оборону на цементном заводе “Октябрь”, наглухо закупорив немцам выход из Новороссийска к Черноморскому побережью… Сельвинский предпринял дерзкую вылазку на передний край. Кожаное его пальто с меховым воротником – какая приятная мишень для немецких снайперов».