Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

Наталья Рябова, помогавшая собирать материалы и оформлять их для экспозиции, писала, как Маяковский сочинял вступление к своей новой поэме:

«Ходил, бормотал, кричал, размахивал руками, подходил к столу, записывал, исправлял».

Всеми выставочными работами занимались тогда (не считая самого Маяковского) Лили Брик, Наталья Брюханенко, Вероника Полонская и ещё два-три человека. А самые активные рефовцы в её подготовке участия по-прежнему не принимали – Асеев, Кирсанов, Родченко и Жемчужный, входившие в выставочный комитет, решительно отстранились от этого дела. Научный сотрудник Государственного литературного музея Артемий Григорьевич Бромберг вспоминал:

«Почти никто из выставочного комитета Маяковскому не помогал…

Маяковский делал свою выставку от начала до конца сам, вникая во все мелочи работы».

И тут произошло ещё одно событие, к которому причастен Маяковский.

Вновь обратимся к воспоминаниям Вероники Полонской. Хотя даты в них указываются не всегда, запись, которую мы сейчас приведём, вполне могла быть сделана именно в тот момент, когда отношения её с Владимиром Владимировичем перешли в несколько иной ракурс:

«Я была в это время беременна от него. Делала аборт, на меня это очень сильно подействовало психически, так как я устала от лжи и двойной жизни, а тут меня навещал в больнице Яншин… Опять приходилось лгать.

Было мучительно ».

Наступило 21 января. «Комсомольская правда» сообщила читателям:

«5000 рабочих, представителей фабрик и заводов, члены ЦК и МК ВКП(б), ЦИК СССР, ВЦИК, ВЦСПС и др. организаций собрались сегодня в Большом театре на торжественно-траурное заседание, посвящённое шестой годовщине смерти Ленина.

В президиуме – товарищи Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Калинин, Ворошилов, Ярославский и другие…

Торжественное заседание закончилось концертом, в котором приняли участие оркестр и артисты ГОТОВ, поэты Маяковский, Безыменский и др.».

Что именно исполнили «оркестр и артисты » Большого театра (Государственного театра оперы и балета, сокращённо – ГОТОВ), а также поэты, газета не сообщила. А Маяковский прочёл третью часть поэмы «Владимир Ильич Ленин».

По свидетельству тех, кто находился в зале, читал он «сногсшибательно», а на сидевших в правительственной ложе вождей произвёл «потрясающее впечатление ».

Вечер транслировался по радио, поэтому выступление поэта слушала вся Москва. Галина Катанян вспоминала:

«Выступал он, как всегда, хорошо, аплодисменты были долгие, но сдержанные, как и полагается на траурном вечере, на официальном вечере».

Лили Брик записала в дневнике рассказ своей двоюродной сестры Регины Глаз, работавшей воспитательницей детей вождя, о впечатлениях вернувшихся из Большого театра Иосифа Сталина и его жены Надежды Аллилуевой:

«Регина говорит, что Надежде Сергеевне и Сталину страшно понравился Володя. Что он замечательно держался и совершенно не смотрел и не раскланивался в их ложу (со слов Н.Серг)».

Борис Малкин, тоже присутствовавший в Большом театре, написал:

«Аплодировало всё политбюро. Маяковский был потрясён этой овацией».

О том, что рассказал об этом вечере сам поэт – в воспоминаниях Галины Катанян:

«Он стремительно ворвался в квартиру в сопровождении Кирсанова и с азартом стал рассказывать о своём столкновении на стоянке такси с какими-то важными господами, которые влезли вне очереди, размахивая мандатами какого-то высокого учреждения.

Ничто не могло так возмутить Маяковского, как подобное чванство.

Он немедленно вмешался и после бурной перепалки восстановил справедливость, высадив их из такси. Узнав могучую фигуру Маяковского, они быстро ретировались.

Этим своим подвигом он гордился куда больше, чем выступлением и успехом на правительственном концерте.

Так и не добились от него толку, что же там было в Большом театре.

– Ну, читал… Ну, слушали…

Неинтересно ему было рассказывать об этом».

Обратим внимание, что Маяковский вернулся домой с молодым поэтом Семёном Кирсановым, который сопровождал своего наставника.

Успешное выступление поэта в Большом театре наглядно продемонстрировало всем (а Брикам и Агранову – в первую очередь), как относится к нему большевистское руководство страны.

Ответный «укол» (уже седьмой по счёту) ждать себя не заставил. Через несколько дней после триумфальной читки в продажу поступил очередной номер журнала «Огонёк», где были перечислены произведения, посвящённые Ленину. Поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин» там не упоминалась.

Почему?

Так и тянет предположить, что здесь тоже поработали Брики и Агранов – Яков Саулович нажал на все подвластные ему рычаги, чтобы лишний раз « уколоть» автора обидевшей их пьесы.

Тем временем открытие юбилейной выставки стремительно приближалось. Вероника Полонская рассказала:

«Владимир Владимирович был очень этим увлечён, очень горел. Он не показывал виду, но ему было тяжело одиночество. Никто из его товарищей по литературе не пришёл ему помочь. Комната его на Лубянке превратилась в макетную мастерскую. Он носился по городу, отыскивал материалы. Мы что-то клеили, подбирали целыми днями. И обедать нам приносила какая-то домашняя хозяйка, соседка по дому. Пообедав, опять копались в плакатах. Потом я уходила на спектакль, к Владимиру Владимировичу приходили девушки-художницы и всё клеили, подписывали».

23 января Маяковский вновь поехал в Ленинград – посмотреть, как завершается постановка «Бани». Однако то, как его пьеса выглядела на сцене, ему не понравилась, и 26 января он вернулся в Москву.

А в Париже в тот же день события происходили чрезвычайные. Там 26 января в И часов 30 минут утра в Галлиполийской церкви должна была состояться панихида по скончавшемуся год назад генералу от кавалерии барону Александру Васильевичу Каульбарсу. Накануне глава РОВСа (Российского общевоинского союза) сорокасемилетний генерал-лейтенант Александр Павлович Кутепов получил записку, в которой ему назначалась встреча в 11 часов утра на трамвайной остановке по пути в церковь. Записка была отправлена людьми Серебрянского, готовившимися к похищению генерала. Им было известно, что на подобные встречи Кутепов ходит один, так как не желает, чтобы его офицеры, подрабатывавшие таксистами, теряли из-за него свой дневной заработок.

Получив 25 января записку, Кутепов сказал сослуживцу, что завтра утром пойдёт в Галлиполийскую церковь, а завершил разговор странной фразой:

«– А по мне, надеюсь, вы не будете служить панихиды».