К Акула - Боем живет истребитель

Под вечер над аэродромом появляется По-2. Вот он смело садится. Кто прилетел к нам в такое жаркое время? Владимир Александрович Судец. Мы давно слышали, что он часто бывает на самом переднем крае, там, где складываются критические ситуации. Фашисты открыли по аэродрому шквальный минометный огонь. Кто-то тут же свалил командарма на землю, и все мы поползли к командному пункту. В укрытии В. А. Судец стал отчитывать Онуфриенко:

- Почему не докладываете, что у вас такая тяжелая обстановка?

- Я вам докладывал, товарищ командующий...

- Что вокруг стреляют и у вас нет покрышек?

Онуфриенко переминался с ноги на ногу, не знал, что сказать.

- Так вот, слушайте, - строго сказал командарм, - самолеты разобрать опыт у вас есть, - вывезти их на полевой аэродром, там собрать и перелететь в Текель. Вышедшие из строя и требующие основательного ремонта машины сжечь.

В. А. Судец улетел, оставив нас в глубоком раздумье.

До наступления темноты - тридцать минут. Для выполнения приказа времени почти нет.

Онуфриенко собрал командиров эскадрилий и инженеров.

- Что будем делать?

- Товарищ командир, - взял слово Олег Смирнов, - зачем разбирать машины? Летали же до сих пор? Так же можем перелететь и на новое место.

Онуфриенко явно по душе пришлось такое предложение.

- Как, комиссар? - обратился он к замполиту. - Поддержим Смирнова?

- Можно поддержать. Выполнение любого приказа обеспечивает прежде всего полезная инициатива со стороны исполнителей, - ответил подполковник Резников.

- Коль так, - закончил Онуфриенко, - будем взлетать. Только пойдем для начала не в Текель - в темноте его вряд ли найдем, а на наш прежний аэродром. По машинам!

Первая группа во главе с Онуфриенко сумела стартовать засветло, на прощание в последний раз с яростью проштурмовала вражеские позиции и взяла курс на Кишкунлацхазу...

Мне с несколькими летчиками довелось подняться в воздух последними, когда уже совсем стемнело.

Как будем садиться - загадка. Километров за десять до прежнего аэродрома видим фейерверк. Догадались: Онуфриенко приказал ракетами обозначить посадочную полосу, две трети которой было бетонировано, а остальной участок щебеночный. Гитлеровцы готовили аэродром для реактивных самолетов, да не успели довести дело до конца.

Приземлились с трудом, но благополучно. Стали считать самолеты - одного не хватает. Встревожились: кто же не прилетел? В темноте трудно установить. На всякий случай еще выпустили ракеты и, убедившись, что ждать уже бесполезно, решили собраться вместе, выяснить, кого все-таки нет.

Только сошлись - слышим, шагает кто-то по бетонке. Подходит поближе узнаем Алексея Артемова.

- Ты что, пешком притопал из Чаквара? - спрашивает его обрадованный Онуфриенко.

- Нет. Прилетел, "лавочкин" застрял в щебенке...

Итак, мы снова в Кишкунлацхазе. Я тотчас же вспомнил о знакомом кузнеце, подумал, что надо его обязательно навестить.

Здесь мы уже в ста километрах от фронта. Тишина, спокойствие. Доложили командарму о перебазировании. Он сначала удивился, но тут же обрадовался и всему личному составу полка объявил благодарность.

С рассветом мы с помощью нескольких техников и механиков, перелетевших с нами, приступили к обслуживанию самолетов. Во второй половине дня я четверкой отправился в первый вылет. После выполнения задания прошлись над островом Чепель. На нем находится известный Чепельский завод. Снизились, осмотрели аэродром - ни одного самолета, но уже расположился какой-то батальон, ждет, видимо, полк. Я отправил ведомых домой, а сам решил произвести посадку, чтобы убедиться в пригодности летного поля для боевой работы.

Через тридцать минут вернулся к своим и застал там Онуфриенко, распекающего моих ведомых.

- Как вы могли оставить Скомороха одного? Если с ним что-либо случится не сносить вам всем головы, - гремел он.

- Товарищ командир, - войдя в комнату, сказал я,- ничего не случилось, ребята выполняли мой приказ. А аэродром Текель - отличный, можно туда перелететь хоть сейчас.

Онуфриенко на секунду растерялся, не зная, как поступить. Потом махнул рукой:

- Ладно, на этот раз всех прощаю. Но повторится подобное - пеняйте на себя.

Меня не покидало желание навестить кузнеца Шандора. Странное дело перестали доноситься удары молота и перезвон наковальни. Уж не стряслось ли что со стариком? Улучив свободную минутку, я поспешил в кузницу. И ужаснулся тому, что увидел: от взрыва бомбы кузница обвалилась. Нельзя было ни зайти, ни заглянуть. Где же Шандор? Пошел к ближайшему дому, увидел во .дворе женщину, которая, по-видимому, наблюдала за мной.

- Немецкая бомба убила Шандора, нет у нас больше кузнеца, - сказала она.

- А Ласло?

- Живой, живой Ласло...

- Передайте ему привет, - ответил я и, опустив голову, пошел на аэродром. До слез, жалко было трудягу - мадьяра. Он погиб на своем рабочем посту. Столько пережить, перенести, дождаться наконец светлых дней и умереть от случайной бомбы!

Было в этом что-то сверхжестокое, несправедливое.

...Остров Чепель - между старым и новым руслом Дуная, под самым Будапештом. Его аэродром - благоустроенный, с добротной бетонированной полосой. На нем базировались немецкие авиационные части.

Мы снова очутились в непосредственной близости к району боевых действий как раз в момент третьего контрудара противника западнее Будапешта.

Количество вылетов нарастало с каждым днем. Дело в том, что немцы попытались проложить воздушный мост к окруженной группировке, чтобы перебрасывать в Будапешт оружие, боеприпасы и продовольствие. "Мост" этот прикрывался большим количеством "мессеров" и "фоккеров". Над столицей Венгрии постоянно завязывались ожесточенные воздушные схватки. Горьков, Калашонок, Кирилюк, Маслов, Цыкин и другие почти каждый день увеличивали свои личные боевые счета. Но не обходилось без жертв и с нашей стороны. Дивизией в эти дни потеряно 24 самолета. Не вернулся с задания и мой ведомый - младший лейтенант Иван Филиппов.

Это была невероятно тяжелая для меня утрата. Тяжелая потому, что я успел всей душой привязаться к Филиппову и до этого не терял ни одного из ведомых всегда берег их так же, как и они меня.

Что же случилось?

Мы с Филипповым вылетели по приказу Онуфриенко почти в тумане. В воздухе связались с Гришей Онискевичем, находившимся на станции наведения.

Онискевич - командир эскадрильи, Герой Советского Союза. После тяжелого ранения, как и Митя Кравцов, летать временно не смог, отлично проявил себя на станции наведения - быстро ориентировался в воздушной обстановке, разбирался в тонкостях тактики наших действий, стал для нас надежным помощником.

Он сообщил, что навстречу нам идет большая группе вражеских самолетов. Вскоре и мы увидели ее на одной с нами высоте. Заламываю крутой разворот в сторону солнца, пропускаю гитлеровцев под собой, а затем устремляюсь вдогонку. Ведомый - за мной. Подхожу вплотную к замыкающему строй "юнкерсу", поджигаю правый мотор. Он держится в воздухе. Вхожу в левый разворот, переваливаюсь через крыло и бью по второму мотору.