Егор Лигачев - Предостережение

Так мы начинали. И пишу об этом для того, чтобы вновь напомнить, какой эмоциональный подъем царил в нашем обществе после апреля 1985 года, когда мы начали «очеловечивать» экономику, поворачивать ее еще больше лицом к духовным и бытовым запросам народа.

Ведь вокруг Ясной Поляны были закрыты почти все вредные производства, в том числе крупное производство химических удобрений на Щекинском комбинате, тепловые станции переведены на природный газ. Такой подход в то время был в диковинку. Ведомства сопротивлялись отчаянно, а Совмин России как-то очень уж дрябло, вяло занимался сохранением толстовской усадьбы. Не скрою, пришлось на Секретариате ЦК нажимать, и не один раз. До тех пор, пока наконец не был окончательно утвержден генеральный план реконструкции Ясной Поляны.

То, что можно было сделать сразу — оздоровить экологическую обстановку, ограничить в окрестностях музея-заповедника новое строительство, — было выполнено. Однако после 1988 года этот вопрос тоже куда-то провалился. Конечно, все это дело Советов…

Безусловно, систему партийно-государственного управления необходимо было менять, передавая властные функции Советам. Но опять-таки сам этот процесс вовсе не обязательно должен был носить ура-р-революционный характер, почти одномоментный. Средства массовой информации раздули миф о том, что якобы партийный аппарат отчаянно цепляется за административные и хозяйственные функции, а потому надо решительным приступом вырвать у него власть. Но вспомним, задача разделения партийных и хозяйственных функций была выдвинута значительно раньше, сразу после войны, потом к ней вернулись в 60—70-е годы.

Это был верный шаг. Если бы партия постепенно передавала Советам функции управления, то можно было бы избежать многих нынешних потрясений. Однако, как и во многих других случаях, вместо спокойного, взвешенного переноса властных функций от партийного аппарата к Советам этот процесс принял характер борьбы за власть — даже не борьбы, а схватки! В результате партия никаких хозяйственных функций никому не передавала — ее просто отстранили от участия в решении важнейших общегосударственных дел. Перестройка системы управления и в данном случае была заменена «скачком».

Это еще один пример непоследовательности, торопливости, привнесенных в перестройку из-за увлечения радикализмом.

Между тем после 1985 года наметили и начали проводить в жизнь четкий политический курс на расширение самостоятельности предприятий, местных органов. Это, конечно, были только первые шаги, работа здесь предстояла огромная, рассчитанная на длительный период. Речь шла о планомерной передаче управленческих и хозяйственных функций Советам. Но начинаться все должно было с укрепления материальной базы Советов, их авторитета. А поступили-то наоборот: хотя Советы были еще беспомощны и неопытны, партию буквально вынудили выпустить из рук бразды правления. Результатом стало безвластие.

Жестоко пострадал народ!

Многие из нас вышли из села. Давайте вспомним: когда крестьянин, собравшись со средствами, силами, затевает новый, просторный дом, он ведь, занимаясь этим непростым делом, продолжает жить в доме старом. И уж потом, когда все готово, сносит старое строение. Мы же поступили иначе: не создав ничего нового, поспешили разрушить старое. А где жить? Убежден, партийные комитеты нельзя было механически отсекать от сферы управления. Ну хотя бы для того, чтобы подстраховывать Советы, разумеется, не подменяя их. а, наоборот, помогая. Подтверждение этому я встретил, например, в Белгородской области. Партийные органы и Советы народных депутатов там работали дружно, решая общие задачи, и дела здесь шли хорошо. Первый секретарь обкома партии Алексей Филиппович Пономарев был избран председателем областного Совета. В 1990 году ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. Это редкий случай в годы перестройки.

В то же время там, где между Советами и партийными комитетами началась конфронтация, перепалка, результаты в хозяйственной деятельности, социальной сфере становились все хуже и хуже. А «демократам» того и надо было. Они сломали Советы, заменили их губернаторами, мэрами, префектами.

Разве можно было (повторюсь, хотя бы на определенном этапе политики перестройки) пренебрегать тем колоссальным опытом решения конкретных, жизненно важных задач, которым располагали партийные комитеты?

В качестве примера хочу сослаться на ту часть деятельности Секретариата ЦК, которая была посвящена вопросам культуры. Она, на мой взгляд, представляет сегодня значительный интерес еще и потому, что свидетельствует о новых отношениях, устанавливаемых после апреля 1985 года между партией и интеллигенцией.

С научной интеллигенцией, с выдающимися советскими академиками мне довелось близко познакомиться за годы работы в Новосибирском академгородке, а позднее — в Томске, об этом уже упоминалось. Но не менее тесные дружеские связи сложились у меня и со многими деятелями культуры.

С 1954 по 1961 год я работал заместителем председателя Новосибирского облисполкома по вопросам культуры, секретарем обкома по идеологии. То была замечательная пора хрущевской «оттепели» — раскованности, инициативы масс, пробужденных XX съездом КПСС. В плане культуры в те годы Новосибирск преображался буквально на глазах: открылись консерватория, театр оперетты, театральное и хореографическое училища, картинная галерея. Наконец-то получил «постоянную прописку» в своем здании знаменитый Сибирский народный хор, которым руководил композитор Валентин Левашов. В общем, это действительно был как бы «культурный взрыв».

Добавлю к этому: под Новосибирском набирал силу академический центр. Это ведь тоже мощная духовная сфера.

В то время меня буквально атаковали представители различных жанров искусства, требовавшие внимания, помощи и поддержки. Особенно, помню, проявляла настойчивость музыкальная общественность. Новосибирск уже тогда по праву считался городом с высокой музыкальной культурой и огромным числом поклонников классической музыки. А консерватории в этом городе не было, и построить столь непростое сооружение в то время не представлялось возможным.

Однако родилась идея переоборудовать под консерваторию старинное, классического стиля здание «Сибпушнины», где когда-то проходили аукционы и которое к тому времени населяли около двадцати различных контор. Конечно, выселить их оттуда, предоставив другие помещения, было делом весьма и весьма непростым. Однако оно целиком зависело от настойчивости исполкома, и тут уж мы справились. Куда сложнее оказалось добиться решения об открытии консерватории. Решать вопрос предстояло в Москве. И не просто в Москве, а, как выяснилось, на самом «верху».