Валентин Лесков - Сталин и заговор Тухачевского

Разумеется, этот Г.С. Люшков, благодаря своей «право»-троцкистской ориентации, тут же оказался возведен в ранг наилучшего свидетеля! Господа «похоронщики Сталина»! Почему это вы все время «кое о чем» забываете?! Вы «забыли», что замаранный и грязный свидетель, о котором почти ничего не известно, который дал свои «показания» не в суде, где его можно публично допросить, чьи изобличения до сих пор не изданы, — такой «свидетель» мало чего стоит! Тем более что сам о себе он говорит: «Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом». Или: «Я действительно предатель». (Там же, с. 88.) Но с каких это пор «большие предатели» и «большие преступники» призываются на роль лучших свидетелей?! Не говорит ли это кое о чем?! Пора собрать все материалы по биографии и деятельности Люшкова, все его «обличающие» материалы, все воспоминания о нем, — и все это быстро издать! Вот тогда и увидим, кто будет иметь жалкий вид!

А пока можно сказать следующее. Все «объяснения» Люшкова и Орлова выглядят смехотворно! Во-первых, никакой «политической опасности» сломленные и дискредитированные троцкисты и «правые» для Сталина не представляли ни в 1937 г., ни тем более в будущем! Во-вторых, нелепо звучит утверждение об «истерической подозрительности» генсека. Сталин был человеком с очень устойчивой нервной системой. Ее не сломила даже внезапно начавшаяся война 1941 г. Другого, наверное, тут же разбил бы паралич, хватил инфаркт, а Сталин устоял, собрался с силами и довел войну (несмотря на страшные поражения и неудачи!) до победного конца. И после победы руководил государством еще 8 трудных лет. В-третьих, разговор о «дьявольских» методах отдает какой-то мистикой. А для нее места не имелось вовсе! Были люди определенных взглядов, определенные действия и определенные преступления. За последние несут ответственность те, кто давал соответствующие распоряжения. Вот это все на основе документов и надо выяснить! И без всякой мистики, с помощью которой читателей хотят одурачить.

Надо сказать еще пару слов о том, как Люшков кончил свою жизнь. Убежав к японцам, Люшков семь лет работал на японский Генеральный штаб в составе «Бюро по изучению Восточной Азии». Он занимался проработкой данных советской прессы, читая «между строк», был участником планирования работ местной разведки и входил в состав сотрудников по психологической войне. Жил в Токио, находясь под присмотром любовницы японки и носил фамилию Маратов, а в самом конце войны сменил ее на Ямогучи. Теперь, в связи с изменением обстоятельств, Люшков жил в Дайрене (по-китайски Далянь, а по-русски город Дальний; он и был основан русскими на месте рыбацкого поселка в конце XIX в.). Дайрен — крупный порт и город на северо-востоке Китая с разнообразной промышленностью, ведущий значительную торговлю. Этот город был захвачен Японией еще в результате Русско-японской войны 1904-1905 гг. и с тех пор принадлежал ей. Вот в этом городе и очутился Люшков, продолжая здесь свою работу. Видя, что война проиграна, он хотел бежать, так как боялся попасть в руки Красной Армии. Но японское руководство вовсе не было склонно выпускать его из своих рук, так как он знал много секретов. Поэтому генерал Я. Гендзо, занимавший пост начальника штаба обороны Квантунского полуострова, предложил ему по японскому обычаю «благородно» покончить с собой. Люшков, естественно, отказался, и тогда два сотрудника японской военной миссии пристрелили его. После этого тело кремировали, как японского военнослужащего.

Для характеристики Люшкова будет весьма интересно привести воспоминания сотрудника разведки японского Генштаба М. Сагуэса:

«В нем было что-то демоническое. Под его взглядом хотелось съежиться, спрятаться. Руки и ноги делались вялыми. Мысли путались. Вероятно, подобное чувство испытывает кролик, встречаясь взглядом с удавом. Я безоговорочно верил рассказам Люшкова о том, как он добивался признаний у арестованных оппозиционеров. Ему, конечно, ничего не стоило загнать человеку иголку под ногти или прижечь тело горящей папиросой».

Необходимо дать биографические справки еще некоторых лиц, которые играли большую роль в событиях тех лет. Едва ли не на первом месте среди них, вместе с М. Фриновским, будет стоять Леплевский.

Израиль.Моисеевич Леплевский (1896-1938, чл. партии с 1917) — комиссар государственной безопасности 2-го ранга (1935), один из ближайших сотрудников Ежова, руководивший чистками в армии на первом этапе. Родился в Брест-Литовске в еврейской семье (Гродненская губерния). Трудовую деятельность начал в 13 лет (1909) в шляпочной мастерской, затем работал на аптечном складе. В 14 лет вступил в «Бунд», в 18 лет был призван в армию. Участвовал ли в Первой мировой войне, данных нет, хотя скорее всего участвовал. С 1917 г. член комитета РСДРП в Екатеринославе. Ведал партийной разведкой и потому уже в 1918 г. оказался на работе в саратовской ЧК. 1918 и 1919 гг. провел на подпольной работе, затем занимал руководящие посты в ЧК Екатеринослава. Позже (1922-1925) занимал посты начальника Подольского губернского отдела ГПУ, а затем секретаря Подольского губкома партии. Затем вновь оказался переброшен на работу в ГПУ (1925-1929) начальником Одесского окружного отдела. С конца 1929 г. занимал пост начальника Секретно-оперативного управления Украины. По должности боролся с украинскими националистами. Ягода был им весьма доволен. В 1931 г. Леплевский оказался переведен в Москву и занял пост начальника Особого отдела. Он уверенно шел на повышение, начальство его очень ценило. Уже в феврале 1933 г. он вновь возвращается на Украину заместителем начальника ГПУ. Правда, в последующий период у него была какая-то важная размолвка с начальством, и, потеряв свою высокую должность на Украине, он был переведен на пост полпреда ГПУ по Саратовскому краю. По-видимому, в этот период он сделал ставку на Ежова и при его закулисной поддержке оказался на посту наркома внутренних дел Белоруссии. Несомненно, что на этом посту Ежову он оказал очень большие услуги, ибо с конца 1936 г. вновь возвращается в Москву на пост начальника Особого отдела теперь уже НКВД СССР. С 1937 г. Леплевский депутат Верховного Совета СССР. В допросах Тухачевского и его соратников он принимал очень большое участие. Ежов был вполне доволен его действиями и 14 июня 1937 г. послал его наркомом внутренних дел на Украину. Он пробыл там до конца января 1938 г., после чего вновь вернулся в Москву в Главное управление государственной безопасности и занял важнейший пост начальника отдела транспорта и связи. В дальнейшем много непонятного, ибо 26 апреля 1938 г. его самого арестовали. Он был приговорен к высшей мере и расстрелян.

Необходимо также упомянуть его брата Григория Моисеевича Леплевского. С 16-ти лет он работал для партии «Бунд». Через 4 года вышел из ее состава, очень активно занялся учебой и в 1915 г. закончил Киевский коммерческий институт. После Февральской революции 1917 г. вступил в РСДРП(б). Уже через 2 месяца очутился на посту члена Полесского комитета партии, следовательно, вошел в самое близкое знакомство с Лазарем Кагановичем, которого в последующие периоды многократно снабжал важными секретными сведениями. Уже в октябре 1917 г. он на посту председателя Гомельского губернского исполкома. В последующие годы занимает следующие посты: заместителя председателя Самарского губисполкома и горсовета, заведующий организационно-инструкторским отделом НКВД РСФСР, член Коллегии НКВД, и.о. зам. наркома, председатель Малого СНК, председатель административно-финансовой комиссии СНК СССР, наконец с 1934 г. зам. прокурора СССР. В 1939 г., как сторонник Ежова, арестован, приговорен к смертной казни и разделил судьбу своего брата. Во времена Хрущева был реабилитирован.