Ги Бретон - От великого Конде до Короля-солнце

«Король повернулся ко мне:

— Вы любите ее, Бриенн?

— Кого, сир? Мадемуазель де Лавальер?

Король ответил:

— Да, я хочу говорить именно о ней.

Тогда я воспрянул духом и произнес очень твердо, полностью владея собой:

— Нет, сир, еще нет, хотя должен признать, что она мне очень нравится, и если бы я не был женат, то предложил бы ей руку и сердце.

— Значит, вы ее любите! К чему лгать? — сказал король резко и не удержавшись от вздоха.

Я возразил почтительнейшим образом:

— Сир, я никогда не лгал Вашему величеству. Я мог бы полюбить ее, но пока не люблю, она мне по душе, но не настолько, чтобы я назвал себя влюбленным.

— Достаточно, я вам верю.

— Сир, — сказал я, — коль скоро Ваше величество оказывает мне такую честь, могу ли я говорить со всей откровенностью?

— Говорите, я вам разрешаю.

— Ах, сир, — отвечал я с тяжелым вздохом, — вам она нравится больше, чем мне, и вы ее любите.

— Оставим это, — промолвил король, — люблю я ее или не люблю, не важно, только бросьте затею с портретом, и вы доставите мне большое удовольствие.

— Ах, возлюбленный государь, — произнес я, обнимая его бедро, — ради вас я готов и на большую жертву: я никогда больше не заговорю с ней, и я в отчаянии от того, что произошло. Простите мою невольную оплошность и забудьте о моем неосторожном поступке.

— Обещаю, — сказал король с улыбкой, — однако и вы держите слово, а об этом никому не рассказывайте.

— Избави Бог! У Вашего величества нет более преданного и почтительного слуги, чем я.

При этих словах я не смог сдержать слез, потому что у меня в мозгах и в глазах много сырости. Король же, заметив это, сказал:

— Вы с ума сошли, зачем плакать?.. Любовь тебя выдала, бедный мой Бриенн: признайся же мне в своей вине.

— Мне не в чем признаваться, — ответил я, — я плачу из любви к вам, а она здесь совершенно ни при чем.

— Пусть будет так. Не будем больше об этом говорить, я и без того сказал тебе слишком много.

— Ваше величество слишком добры ко мне, однако я надеюсь, что никогда больше не совершу подобной ошибки.

Король благосклонно дал мне время оправиться и велел выйти через ту дверь, которая вела в комнату гвардейцев, приставленных к его супруге».

Но Бриенн не сдержал слова, и вскоре весь двор узнал, что король влюбился до полной утраты чувства юмора. Легко представить, какими насмешками сопровождалось это открытие.

Мадам, которой приходилось терпеть при себе Луизу де Лавальер с трудом сдерживала раздражение. Чтобы утешиться, она решила обзавестись новым любовником и выбрала самого красивого юношу среди придворных — Армана де Грамона, графа де Гиша.

Это был насквозь испорченный молодой человек, в котором изящество и элегантность облика сочетались с крайней грубостью, как, впрочем, довольно часто бывает.

Вот образчик одной из его шуток в изложении очевидца; «Однажды граф, наблюдая за игрой у королевы, за столом которой сидели принцессы и герцогини, заметил, что рука одной из дам юркнула в то место, которое не совсем уместно называть, он же прикрывал его своей шляпой. Когда дама повернулась к соседке, oн коварно убрал шляпу; все присутствующие, рассмеявшись, стали шушукаться, а несчастная буквально сгорела со стыда. Он каждый день устраивал дамам подобные мелкие гадости, однако те все равно бегали за ним».

Впрочем, надо признать, что и сами дамы вели себя в обществе далеко не лучшим образом.

Когда Мадам начала проявлять интерес к Гишу, молодой красавец уже имел интимную связь: он был любовником Месье…

В самом деле, Филиппа Орлеанского окружала целая группа миньонов: любимым их развлечением было переодеться в женские платья и развлекаться с друзьями, еще не вступившими на ту же дорожку.

Гиш выделялся своей развращенностью даже среди НИУ, а потому был любимцем принца, с которым обращался, как с ровней, и позволял себе абсолютно все. Однажды во время бала-маскарада, рассказывает мадемуазель де Монпансье, «граф, делая вид, что не узнает нас, начал сильно теребить Месье и даже, ударил его ногой под зад. Подобная фамильярность показалась мне вызывающей».

В этом Старшая мадемуазель была совершенно права.

Впрочем, Гиш проявлял интерес и к дамам: злые языки говорили, что «он зажигает свечку, с обоих, концов…»

Генриетта без труда овладела сердцем этого двусмысленного донжуана и допустила его в свою постель. Узнав об этом, Месье был неприятно поражен. Мало того, что миньон изменил ему с женщиной, так эта женщина была в довершение всего его собственной женой. Он кричал, топал ногами, а затем велел призвать к себе Гиша и устроил ужасную сцену с воплями и обмороками. Наконец, он объявил, что прерывает все отношения с прежним любимцем, и удалился в спальню, дабы привести в порядок прическу и заменить серьги…

О новой связи Мадам вскоре стало известно, и по всему Парижу разошлись язвительные куплеты в форме диалога между Генриеттой Английской и Анной Австрийской, где королева-мать в ответ на похвальбу невестки говорила, что «Мазарини, хоть и скряга, но как любовник был не чета Гишу».

Впрочем, при дворе уже назревал новый скандал…

Осенью 1661 года, когда все только и занимались связью Людовика XIV с мадемуазель де Лавальер, королева безмятежно готовилась стать матерью.

Ослепленная любовью, она единственная не подозревала о том, что происходит, и с полным спокойствием взирала на фаворитку, которая от смущения не смела поднять глаз. «При виде королевы она бледнела и дрожала», — говорит мадам де Мотвиль. В самом деле, робкая и набожная Луиза испытывала несказанные муки, ясно сознавая, что с ложа короля, дарующего мгновения счастья, трудно шагнуть на дорогу, ведущую к райскому блаженству. Поэтому она страдала.

Несколько раз она делала попытку отказаться от свидания, ссылаясь на недомогание, из-за которого не может прийти. Но король находил тысячи способов увидеться с ней. Однажды она вызвалась сопровождать Генриетту в Сен-Клу, где надеялась укрыться от него. Он тут же вскочил на лошадь и под предлогом того, что хочет осмотреть строительные работы, за один день посетил Веисенскпй замок, Тюильри и Версаль. В шесть часов вечера он был в Сен-Клу. — Я приехал поужинать с вами, — сказал он брату. После десерта король поднялся в спальню Луизы. Он проскакал тридцать семь лье только для того, чтобы провести ночь с Луизой, — поступок совершенно невероятный, вызвавший изумление у всех современников.

Несмотря на это свидетельство пылкой страсти, наивная девушка поначалу надеялась, что король станет благоразумнее в последние недели перед родами своей жены. Она не предполагала, что вскоре произойдет дипломатический инцидент, который окончательно сблизит их. Любовь часто приходила на помощь политике — на сей раз политика вознамерилась отдать долг любви…