Ги Бретон - В кругу королев и фавориток

14 июля они оба прибыли в Сен-Жермен-ан-Ле, где провели ночь, а на следующий день в семь часов вечера, когда приближающаяся ночь начала размывать очертания предметов, король при свете факелов и в сопровождении великолепной свиты вступил в столицу.

Парижане высыпали на улицу, чтобы поприветствовать своего монарха, который по этому случаю был в серой шляпе, украшенной знаменитым белым плюмажем.

В нескольких шагах позади него катила пышная карета в окружении целой роты лучников. В ней легко можно было увидеть Габриэль, улыбающуюся и ослепительную, в черном атласном платье, расшитом стеклярусом. «Юбка платья была оторочена белым и украшена огромным количеством жемчуга и драгоценных камней, чье сверкание затмевало свет факелой», — рассказывает Пьер де Л`Этуаль.

Она находилась тогда в расцвете своей красоты. «Лицо ее было гладким и светящимся, точно драгоценная жемчужина чистой воды», — так описывает Габриэль м-ль де Гиз, которая, кстати, ее очень не любила. «Белый атлас ее платья казался черным на фоне ее белоснежной груди. Губы были цвета рубина, а небесно-голубые глаза так сияли, что невозможно было решить, солнцу ли они обязаны этим сиянием или какой-то прекрасной звезде…»

Увидев проезжающую по улицам Габриэль, парижане пришли в неописуемое восхищение и, покачивая головой, говорили друг другу:

— Это шлюха короля.

Но теперь в тоне, которым это произносилось, чувствовалось уважение.

В гуще этой восторженной толпы присутствовала одна женщина, которая смотрела на Габриэль с печалью. То была Коризанда…

М-м де Грамон приехала в Париж недавно, вместе с приятельницей, Катрин де Бурбон, сестрой короля. Судьба м-м де Грамон ничуть не менее причудливая, заставляла ее присутствовать при триумфе своей заместительницы.

Вечером, когда все торжественные церемонии по случаю коронации были закончены, Генрих IV возвратился в Лувр, а фаворитка направилась в Отель дю Бушаж, который впредь становился ее официальной резиденцией [56].

В течение какого-то времени король вел тихую семейную жизнь, деля свое время между Габриэль, с которой он виделся по ночам, и Сезаром, с которым общался днем. Но очень скоро его стала мучить одна мысль: сын, которого он обожал, по закону считался ребенком Никола д`Амерваля. Он решил срочно предпринять все предусмотренные процедурой шаги, чтобы вернуть любовнице свободу.

Итак, требовался развод, и Габриэль по просьбе короля отправила епископу Амьенскому следующее любопытное прошение:

«Вам свидетельствует дама Габриэль д`Эстре, которая в возрасте всего восемнадцати лет от роду была силой принуждена своим отцом выйти замуж за г-на Никола д`Амерваля, сеньора де Лианкура. Однако через два года после этого и до сего времени она не жила и ни словом не обмолвилась со своим мужем, как это обычно принято между людьми, состоящими в законном браке, тем более что вышеназванный г-н д`Амерваль, скрывая свое мужское бессилие, многократно и всегда безрезультатно пытался выполнить свой супружеский долг, о чем вышеназванная просительница умалчивала и скрывала до сих пор, не позволив себе ни малейшей жалобы.

Когда же она призналась в этом своим теткам и сестрам, то они посоветовали обратиться к вам, как к обычному судье, чтобы вы могли ей помочь.

Приглашенный по этому случаю Никола д`Амерваль ответил епископу, что у него четверо детей от первого брака и что его бессилие в ночь свадьбы имело причиной падение с лошади.

— В дальнейшем, — признался он, — я неоднократно хотел приблизиться к своей жене, но, несмотря на все мои усилия, мне не удалось побыть с нею вместе телесно.

Выслушанная, в свою очередь, Габриэль считала себя потерпевшей, «потому что не получила того, что ей положено в супружестве…

Само собой разумеется, этот процесс, длившийся три месяца, изрядно позабавил простых людей, с восторгом взиравших на выставленную на всеобщее обозрение грязь интимной жизни вельмож. И хохотали над этим тем больше, что бессилие сеньора де Лианкура всем казалось лишь предлогом, который понадобился королю, чтобы расторгнуть брак Габриэль.

В конце ноября разнесся слух, что Никола, кратковременно занемогший из-за падения с лошади, теперь вновь обрел и силу, и задор. Эта новость развеселила любителей соленых историй.

— Сеньор де Лианкур наверняка потребует своего освидетельствования Конгрессом, — говорили они, чуть ли не облизываясь от удовольствия.

Что они разумели под Конгрессом? Довольно любопытный способ проверки, который использовали еще в XIV веке, когда заходила речь о разводе пот причине импотенции.

Муж, обвиненный в неспособности показать себя галантным партнером, требовал, чтобы его пригласили на медицинскую ассамблею. Там его просили лечь в постель с женой, и по специально данному сигналу он должен был задернуть полог и постараться быть приятным даме.

На испытание давалось два часа, и присутствовали на нем помимо врачей несколько матрон. Муж, для которого испытание было вопросом чести, мог в любой момент вызвать свидетеля, чтобы «продемонстрировать ему, в какой он прекрасной форме, а иногда и попросить констатировать свою победу».

Большую часть времени бедняга под сильным впечатлением от присутствия врачей, которые должны были оценить его «творчество», пребывал в состоянии огорчительного маразма…

По истечении двух часов эксперты отдергивали полог, осматривали простыни и фиксировали сделанные ими наблюдения. Затем они составляли отчет и передавали его судье, ждавшему в соседней комнате.

Именно такую проверку мог потребовать сеньор де Лианкур, который к тому времени обрел всю свою мужскую силу. Однако муж Габриэль боялся короля (а может быть, и выглядеть смешным). Поэтому он ограничился тем, что составил свое завещание и сделал в ней запись для потомства: «…и так как я должен подчиниться королю, также из страха лишиться жизни, я готов согласиться на расторжение брака между мной и вышепоименованной д`Эстре в результате судебного преследования, предпринятого амьенским церковным судом, и я заявляю и клянусь перед Богом и перед людьми, что делаю это против моей воли и по принуждению, из уважения к королю, не считая истинным утверждение, признание и заявление, что я являюсь бессильным и неспособным к плотскому совокуплению и деторождению…»

24 декабря 1594 года брак Габриэль я Никола был аннулирован амьенским церковным судом.

Через три дня, 27 декабря, в пять часов вечера король возвратился в Париж, окруженный группой всадников, освещавших дорогу факелами.

Ледяной ветер, пронизывавший улицу Сент-Оноре, едва не гасил пламя, а у Генриха IV, закутанного в плащ, заиндевела борода. Однако простой люд, несмотря на холод, толпился на дороге, как всегда готовый позубоскалить.