Ги Бретон - В кругу королев и фавориток

Вместо того чтобы отослать обратно в Италию всех этих шумных, болтливых и амбициозных «ветрогонов», прибывших во Францию с одной лишь целью — поискать удачи — и разрушить душевные узы флорентийки с родной страной, король позволил многому войти в привычку. И когда королева прибыла вслед за ним в Париж, в начале февраля 1601 года, итальянцы уже прочно сидели на своих местах. Леонора стала камеристкой королевы, а во Франции этой должности удостаиваются только дамы из высшей знати. Так что у Кончинн в руках оказалась вся свита Марии Медичи.

Ставки были сделаны…

По прибытии в Лувр новая королева испытала большое разочарование. Она рассчитывала вступить в великолепный дворец, вполне сравнимый с дворцами ее родной Флоренции, а увидела старое мрачное здание, грязное и пыльное, где отведенные ей апартаменты не были даже подготовлены к ее приезду.

И тогда король совершил вторую ошибку. Вместо того, чтобы вниманием и обходительностью заставить ее забыть эту непростительную небрежность, он устроил невероятную по своему хамству встречу.

Не прошло и двух часов с момента приезда королевы, как он решил представить ей Генриетту д`Антраг.

— Эта женщина была моей любовницей, — сказал он, — а теперь желает стать вашей покорной слугой.

Обращение с фавориткой в этом случае, надо признать, было ничуть не лучше, чем с Марией Медичи. Когда Генриетта присела, с тем чтобы поцеловать край платья королевы, как того требовал обычай, король, вероятно, находя недостаточным проявленное ею уважение, в грубой форме заставил ее встать на колени.

Генриетта поднялась с колен, кипя от ярости, и стремительно покинула гостиную, оставив Марию Медичи в состоянии крайней озадаченности. Эта сцена вызвала у всех чувство большой неловкости, у всех, но не у Генриха IV, разумеется, которого очень позабавила мысль о том, что обе женщины его стараниями оказались беременны. Он, кстати, сам без конца об этом рассказывал направо и налево, добавляя с присущим ему хамством:

— У меня скоро родятся один принц и один слуга…

Тем не менее он поселил Генриетту в Лувре, поблизости от апартаментов королевы, и все время проводил, бегая от одной к другой и обратно.

Народ, узнав о столь вызывающем отсутствии предрассудков у короля, был поражен. Это вызвало некоторое ослабление нравов. По примеру короля, множество людей пожелало приобщиться к радостям адюльтера. Над Парижем пронесся ветер безумия, и очень быстро возникло множество злачных мест, прозванных «крольчатниками».

Вскоре уже в этом деле появилась огромная конкуренция, и содержателям подобных заведений пришлось выискивать все более оригинальных «развлечений», способных привлечь почтенную клиентуру.

Одному из содержателей пришла в голову идея устроить «игру в вишенки», состоявшую в том, что в общую гостиную приглашалась какая-нибудь красотка соблазнительного вида, которой предлагалось медленно раздеться. После того как она оказывалась совершенно обнаженной, клиенты разбрасывали на полу вокруг нее вишни (или орехи, в зависимости от времени года). Девице нужно было собирать их, постоянно наклоняясь.

К тому моменту, когда последняя ягода бывала поднята, атмосфера в гостиной оказывалась серьезно накалена…

Разумеется, добропорядочные священники всячески старались воспрепятствовать этой волне похоти, но их повсюду встречали очень враждебно:

— Ступайте со своими проповедями к королю, у которого две жены, — говорили люди.

И смущенные священники опускали голову.

В течение всего лета 1600 года животы королевы и фаворитки все больше округлялись, к вящей радости короля.

К сожалению, обе будущие мамаши не разделяли его радужного настроения. Обе постоянно поносили друг друга и поочередно устраивали сцены ревности Генриху IV, который, как всегда в таких случаях, выкручивался с помощью обещаний и подарков. Королева, менее умная, чем фаворитка, представляла значительно большую опасность. Она гонялась за королем по всем галереям дворца и осыпала проклятьями. Временами она доходила до того, что поднимала на него руку, чего никогда не было ни с одним королем Франции.

— Несчастная, — сказал ей однажды Сюлли, присутствовавший при одной из таких удручающих сцен, — вы что же, не знаете, что его Величество может приказать отрубить вам голову?

— А пусть он откажется от своей шлюхи, — скулила она.

И, выходя из комнаты, в ярости ударяла ногой по мебели.

В конце сентября, когда приблизился срок, во дворец вызвали повитуху Луизу Буржуа, которая оставила потомкам довольно любопытные воспоминания. Вот, например, что она пишет:

«Король сказал мне:

— Моя милочка, надо постараться; вам предстоит дело большой важности. А я в ответ:

— Надеюсь, сир, что Бог не оставит меня.

— Я тебе верю, — сказал он.

Он подошел ко мне и стал со мной разговаривать со всякими такими игривыми словечками…

Чуть ли не каждый час король спрашивал у меня, скоро ли родит королева и кого, девочку или мальчика. Чтобы сделать ему приятное, я сказала, что скоро. А он опять спросил, кто будет, и я сказала, что кого захочу, тот и будет.

— Как? Разве это еще не определено? Я сказала, что пока ясно только, что будет ребенок, но что мальчик или девочка, зависит от меня. И тогда он мне говорит:

— Повитуха, раз это зависит от вас, сделайте так, чтобы был мальчик. А я ему в ответ:

— Если я сделаю вам сына, Монсеньор, что я получу за это?

— Я дам вам все, что вы пожелаете, вернее все, что у меня есть.

Потому что король не мог не думать о фриволыюстях даже тогда, когда его жена рожала.

— Я сделаю вам сына и не прошу у вас ничего, кроме чести удостоиться вашей благосклонности, и еще, если можно, чтобы вы мне всегда желали добра…

Он мне пообещал и сдержал слово…»

27 сентября в Фонтенбло королева родила, и Луиза Буржуа рассказывает, как она старалась выходить новорожденного, который оказался немножечко дефективным:

«Я запеленала ребенка, как полагается. Король подошел ко мне, взглянул в личико малышу, который был вялым и очень слабеньким. Я попросила вина у г-на де Лозре, одного из первых камердинеров короля. Он принес мне бутылку; потом попросила принести мне ложку. Король взял у него из рук бутылку. Я сказала:

— Сир, если бы это был другой ребенок, я бы набрала в рот вина и дала бы ребенку несколько капель, чтобы он не был таким слабеньким.

Король приставил бутылку к моему рту и сказал:

— Поступайте так, как если бы это был другой ребенок.

Я набрала вина в рот и влила в ребенка; в ту же минуту он приободрился и стал глотать вино, которое я ему дала…»

Именно так, сделав большой глоток красного вина, вступил в жизнь будущий Людовик XIII….