Ги Бретон - В кругу королев и фавориток

27 апреля он сделал остановку в Дижоне, где в его честь был устроен большой банкет. Женщины, еще помнившие доброго короля Генриха и, конечно, не знавшие изданного в 1617 году указа, полагали, что правильно поступают, появившись на банкете в платьях с весьма смелым декольте. Одна из них явилась к столу и вовсе с обнаженной грудью. Такое чрезмерное бестыдство невероятно шокировало короля. Он надвинул шляпу на глаза и принялся за обед с угрюмым лицом и с глазами, устремленными в тарелку.

Возникло ощущение большой неловкости, но именно виновница ситуации этого и не заметила и продолжала ерзать на стуле, «чтобы поэффектнее потряхивать своей грудью».

На протяжении всей трапезы Людовик XIII ни разу на нее не взглянул. Однако во время десерта он медленно выпил содержимое своего бокала и, удержав во рту глоток вина, точно направленной струей брызнул на обнаженную грудь. Бедная девушка лишилась сознания [117].

Неловкость присутствующих стала еще большей, и каждый, встав из-за стола, молча отправился спать.

На следующий день Людовик XIII с мрачной миной покинул Дижон и направился в Лион, где его ждало самое необыкновенное приключение, какое только могло случиться с этим добродетельным и слабым человеком, а именно — любовь.

Едва прибыв на место, он встретился с любопытнейшим персонажем, который в очень скором времени заставит заговорить о себе. Речь идет о молодом итальянце двадцати восьми лет, прибывшем по указанию святого престола, дабы попытаться остановить войну. Его звали Джулио Мазарини…

Когда Мария Медичи и Анна Австрийская присоединились к Людовику XIII, королева взглянула, возможно, с интересом на этого молодого человека, но, конечно, она не могла и подумать, что через пятнадцать лет влюбится в него.

Неожиданно Людовик XIII подхватил дизентерию и свалился в постель в тяжелейшем состоянии. За какие-то несколько часов он оказался на грани жизни и смерти; его била дрожь, он бредил, а врачи обезумели, не зная, чем помочь. Когда отец Сюфран, его духовник, пришел, чтобы причастить короля, обе королевы, обливаясь слезами, опустились у постели на колени, и король попросил у них прощения за все обиды, которые он мог им нанести.

— Если Господу будет угодно меня исцелить, — прошептал он, — я бы хотел исправить причиненное вам зло, исполнив любое ваше желание.

Слова в высшей степени неосторожные, которые ни та, ни другая не забудут…

Потому что король выздоровел.

Нарыв в нижней части живота, который врачи не заметили, прорвался, и Людовик XIII вернулся к жизни. Он попросил вина, на лице его появилась краска, и он даже привстал немного на своих подушках. И тогда обе королевы тихо приблизились к нему и с улыбкой напомнили о его обещании.

Людовик XIII чувствовал себя еще очень слабо.

— Я вас слушаю, — сказал он им. Они не были многословны: они только попросили отослать куда-нибудь подальше Ришелье.

— Именно он причина всех наших размолвок, — сказала Анна Австрийская.

Мария Медичи была еще категоричнее:

— Не надо больше этот Ришелье, — сказала она.

Король был очень обескуражен. Застигнутый врасплох, он поклялся прогнать министра, оговорив тем не менее, чтобы выиграть время, что он ничего не предпримет до тех пор, пока не будет подписан мир с Испанией.

Обе женщины, которых тесно сблизила ненависть к кардиналу, возвратились в свои покой, поздравляя себя с победой.

А Людовик XIII был даже немного оскорблен тем, что дал себя так легко провести. В течение нескольких часов он комкал простыни, не справляясь со своим раздражением. Но потом подумал, что у него всегда будет возможность не выполнить свое обещание под предлогом, что оно было вырвано в момент болезни, и это его успокоило. Эта малоблагородиая мысль так его порадовала, что он стал быстро поправляться.

Во время своего выздоровления он и заметил очаровательную пятнадцатилетнюю девушку, которая «бросилась ему в глаза», по выражению м-м де Мотвиль. Ее звали Мария Отфор, и она была фрейлиной в свите королевы-матери. Ее белокурые локоны и голубые глаза очаровали короля, и он впервые в своей жизни влюбился.

Анна Австрийская сразу заметила увлечение короля, но, хорошо зная его холодную натуру и чрезмерное целомудрие, не почувствовала никакой ревности. Скорее напротив. М-м де Мотвиль говорит: «Королева, видя, как в душе этого женоненавистника рождается привязанность, постаралась не погасить, а разжечь это чувство, чтобы и самой добиться от него внимания и расположения».

Королева-мать так никогда и не избавилась от своего итальянского акцепта. Рассказывают, что м-м Ботрю просила называть.. ее м-м де Ножан, потому что ей надоело слышать, как королева называла ее Ботру (по-французски буквально «хорошая дыра»)

Возможно, в ней теплилась тайная надежда, что король наконец оттает и она сможет этим воспользоваться…

Поведение Людовика XIII менялось буквально на глазах. Однажды утром он попросил принести ему гитару, на которой кое-как умел играть, и потребовал, чтобы его оставили одного. Сильно заинтригованная, Анна Австрийская, встав за дверью, с любопытством прислушалась. В течение нескольких минут король перебирал струны, потом под его пальцами родилась изящная мелодия, и, наконец, зазвучали почти шепотом произносимые слова. И тут она поняла, что он сочиняет лирическую песню о красоте м-ль де Отфор….

Очень быстро весь двор уже знал, что король влюблен. В следующее воскресенье, когда Людовик XIII, оправившись от болезни, начал понемногу ходить, он вместе с королевой отправился послушать мессу. Его усадили в удобное кресло, и он с привычным для него благочестием следил за проходившей службой.

Во время проповеди он обернулся туда, где находились фрейлины, которые, по обычаю того времени, сидели прямо на полу, и увидел, что м-ль де Отфор слушала священника в этой неудобной позе. Взволнованный этим, он распорядился отнести ей подушечку, что лежала на его молельной скамеечке. Присутствующие при этом придворные просто остолбенели. Никогда еще король не позволял себе подобной галантности в церкви. Девушка, покраснев, вопросительно взглянула на королеву, и та дала ей понять, что можно сесть на подушечку.

Но м-ль де Отфор поступила так тактично, так деликатно, что поразила монарха: приняв с уважением королевский дар, она положила его рядом с собой, но старалась к нему не прикасаться.

С каждым днем Людовик XIII все больше влюблялся в Марию, но при этом проявлял по отношению к ней все ту же редкостную сдержанность. Ярким тому примером может послужить следующая история, пересказанная неоднократно в мемуарах многих современников: однажды король вошел в комнату фаворитки и, увидев, что она читает письмо, удивленно поднял брови: