Виктор Баранец - Генштаб без тайн

Но тот маршальский демарш президенту запомнился: он не слишком привечал людей, способных дергаться и создавать дополнительные проблемы в решающие моменты…

К тому же все больше усиливалось скрытое противостояние маршала с фаворитом Ельцина генералом Павлом Грачевым, который, закусив удила, рвался к креслу министра обороны России, и порой казалось, не замечал, что в демонстрации верноподданичества президенту уже теряет меру.

Когда генерал Кондратьев в конце февраля 1992 года проведал о том, что вскоре ему предстоит сдать свой округ и штаб ТуркВО узбекскому министерству обороны и ждать нового назначения, он в телефонном разговоре с Шапошниковым поинтересовался своей служебной перспективой.

И тогда Евгений Иванович то ли в шутку, то ли всерьез предложил Георгию Григорьевичу подумать о должности первого заместителя министра обороны… Узбекистана.

Был бы кто-нибудь другой в тот момент на проводе, Кондратьев наверняка ответил бы ему так, что надолго перегорели бы предохранители на линии связи между Арбатом и Ташкентом… Но Кондратьев совершил в некотором роде подвиг, не дав волю своему умению в подобных случаях выражать чувства в той ненормативно-экспрессивной форме, о которой давно ходили легенды везде, где он служил. Но тогда Кондратьев лишь сухо и с непозволительной для служебного этикета дерзостью заметил маршалу, что «русский генерал-полковник никогда не станет подчиняться бывшему командиру батальона»…

После этих слов надежда на хорошее назначение мигом испарилась.

А вскоре случилась и другая неприятность.

Кондратьеву позвонил из Алма-Аты тот самый командарм Рябцев и отрапортовал:

— Товарищ командующий, я вам больше не подчиняюсь!

— А кому же ты подчиняешься?! — еле сдерживая себя, спросил у него Кондратьев суровым хриплым голосом, который в минуты его высшего генеральского негодования напоминал грозно-скрипучие звуки рвущегося листового железа.

Рябцев ответил:

— Я подчиняюсь Президенту — Верховному Главнокомандующему Вооруженными силами суверенного и независимого Казахстана!

Связь оборвалась…

Вскоре пришло известие, что генерал Рябцев стал заместителем министра обороны Казахстана.

Такая же должность ждала и генерал-полковника Кондратьева в России. И ставший министром обороны его бывший подчиненный по 40-й армии генерал Павел Грачев, и начальник Генштаба генерал Виктор Дубынин при подборе кадров часто отдавали предпочтение испытанным в боях «афганцам»…

Весной 1992 года Кондратьев получил из Генштаба шифровку о расформировании штаба Туркестанского военного округа. Служить в Ташкенте ему оставалось несколько месяцев. Пришла пора прощаться с гарнизонами. В одном из них стояла артиллерийская дивизия. Вооружение новое. Его отдавать Алма-Ате Кондратьеву больше всего не хотелось. Ездил вокруг да около, как волк на богатую овчарню поглядывал на новенькие самоходные артиллерийские установки, прикидывал, замышлял…

Потом прибыл в штаб дивизии и приказал командиру срочно готовить сотню машин к учениям. Комдив был человеком сообразительным. До России — рукой подать. Командующий войсками Приволжско-Уральского военного округа (позже — Приволжского. — В.Б.) генерал-полковник Анатолий Сергеев был уже предупрежден…

В Генштабе в те дни только три-четыре высших генерала и с полдюжины полковников центрального аппарата МО знали, что задумал Кондратьев. Для благозвучности меж собой они тайком говорили о «передислокации дивизии». И лишь позже в кабинете начальника Генштаба генерала Дубынина я услышал фразу — «коктейль» юмора и гордости: «Кондратьев спер дивизию»…

Колонна рванула на север спозаранку. Казахи бросились вдогонку — поздно. Стальные гусеницы боевых машин вместо казахского песка уже весело жрали русскую глину…

А генерал Рябцев недолго пробыл заместителем министра обороны Казахстана. Что-то не заладилось у него, «ушли» с должности, выселили из той самой элитной кунаевской квартиры. А затем он и вовсе был уволен из армии.

…Кондратьев курит, жмурится от сигаретного дыма, вьедающегося в грустные глаза. Мне понятно, что вспоминать о бывшем своем подчиненном генералу неприятно. Вдруг мелькнула и погасла в его печальных глазах загадочная искринка. Вижу — что-то недоговаривает. И потому продолжаю лезть генералу в душу:

— Вы с Рябцевым встречались после 92-го?

— Нет. Он звонил мне, когда я был уже замом Грачева. Раскаивался, просился на любую должность… Я ему ответил, что должности нет. Точнее, для таких нет.

Потом до Арбата доползли слухи, что после увольнения бывший командарм и заместитель министра обороны Рябцев стал заниматься перепродажей подержанных машин.

Его бизнес складывался намного удачливее, чем генеральская карьера…

…В том, 1992, году многих вчерашних однополчан, вместе много послуживших и повоевавших, как говаривал генерал Лебедь, — «за Советскую власть в Афганистане», судьба разводила под боевые знамена республиканских армий.

Еще не сменившие некогда выданных им в одних и тех же советских военных штабах удостоверений личности офицеров и личных номеров с выдавленной на овальной металлической бляшке надписью «Вооруженные силы СССР», они все чаще начинали направлять оружие друг на друга.

С окраин вчерашней Империи стекались в Генштаб мрачные вести: армянские гвардейцы взяли в заложники командующего нашей армией… Азербайджанский капитан арестовал нашего генерал-майора, заместителя начальника управления боевой подготовки штаба ЗакВО… Приднестровские солдаты взяли в плен группу молдавских офицеров…

Ничто с такой жутковатой драматичностью не способно закручивать сценарии судеб военных людей, как политика, разъединяющая их.

Черный и соленый хлеб пришлось есть и генералу Кондратьеву. Его не миловала военная жизнь еще с тех времен, когда замерзал в забайкальских дырах, жевал со своими войсками на колючих ветрах полигонов снежок вперемешку с песком… Потом была долгая и кровавая «ошибочная» афганская война, «похороны» ТуркВО, и опять война — московская, в октябре 93-го. Когда зашел разговор о ней, у генерала, словно во время острого приступа зубной боли, стало хмурым лицо:

— Давай не вспоминать об этом…

Летом 94-го, будто в насмешку, злодейка-судьба голосом министра обороны Грачева приказала Кондратьеву ринуться в самое пекло бесконечного грузино-абхазского конфликта. Тогда ему в очередной раз было велено встать посреди люто завраждовавших братьев. Почти шесть тысяч беженцев, подталкиваемых в спину грузинскими вооруженными отрядами, изготовились переходить пограничную реку, чтобы возвратиться в Абхазию. Абхазы противились этому: они считали, что вместе с беженцами в их республику проберутся грузинские диверсанты.