Виктор Баранец - Генштаб без тайн

В конце 1996 года Кремль еще раз объявил о своем намерении идти по пути усиления демократического контроля над Воруженными силами — президент издал указ, в соответствии с которым глава военного ведомства Игорь Родионов обретал статус гражданского министра. Но при чем здесь широко разрекламированное «усиление системы демократического контроля», понять было невозможно. Зато совершенно ясно было другое: Кремлю наш военный министр при погонах не угоден (да и без них тоже). Но это решение Ельцина в стане демократов было встречено аплодисментами. Его восхищенно называли «широким шагом к усилению гражданского контроля над армией».

Ровно через пять месяцев президент вновь назначил на пост министра сугубо военного человека, но никто из демократов при этом и не заикнулся о том, что сделан «широкий шаг назад».

Вообще если проанализировать все перипетии, касающиеся этого вопроса, то станет совершенно очевидно, что все попытки высшей исполнительной власти установить гражданский эффективный контроль над Вооруженными силами — это длинная цепь непоследовательных и глубоко подверженных политической конъюнктуре мер. Как любил говорить Павел Сергеевич Грачев: «Где факты?» Вот они.

Уже вскоре после победы демократов в России новые власти пришли к безусловно верному выводу — Главная военная инспекция (ГВИ) должна быть независимой от Минобороны. Ибо только при таком подходе можно было добиться объективной информации о профессионально-нравственном состоянии армии (госинспекторов издревле называли «государевым оком» в войсках).

Какое-то время ГВИ находилась в непосредственном подчинении президента и сумела поставить в Кремль немало правдивых сведений о состоянии боеготовности войск, дисциплины и правопорядка в армии, вскрыть серьезные недоработки высшего военного начальства. Но это стало вызывать недовольство в МО. Руководство начало активно инициировать идею возвращения ГВИ в «родное лоно» военного ведомства. И все вернулось на круги своя. Главная военная инспекция снова была введена в структуру МО, а Главный военный инспектор был даже возведен в ранг замминистра.

Это означало откат новых властей от установления государственного контроля над армией и привело к усилению закрытости военного ведомства, упрочению его «кастовых» интересов, бурному развитию коррупции в высшем военном руководстве.

Военное ведомство, как и раньше, само себе определяло задачи в подготовке войск и само же контролировало их выполнение. Результаты большинства проверок в военных округах и на флотах в итоговых документах нередко подгонялись так, чтобы они устраивали министра и не слишком раздражали Верховного Главнокомандующего. Вот как отзывался о таком очковтирательстве бывший в ту пору начальником академии Генерального штаба Игорь Родионов:

— Министерство обороны, пользуясь отсутствием реального контроля со стороны государства за своей деятельностью (военная инспекция подчиняется министру обороны), вводит политическое руководство и общественность страны в заблуждение относительно боеготовности Вооруженных сил, состояния хода и качества их реформирования.

Слабый государственный контроль за состоянием Вооруженных сил приводил к серьезным деформациям в оценке боеготовности не только подразделений и частей, но и целых стратегических группировок. В документах МО и ГШ стали использоваться странные термины: «части недобоеготовы», «частично боеготовы», «боеготовы на 70%». Бывали случаи, когда оценку за боеготовность получали полки, укомплектованные на 40%, хотя по существующим правилам оцениваться могли лишь части, укомплектованные не ниже, чем на 70%.

А на Тихоокеанском флоте итоговая оценка соединению была выставлена однажды в зависимости от результатов стрельб всего лишь одного боевого корабля.

Было немало и других примеров очковтирательства и формализма. По итогам 1993 года Северный флот был признан лучшим в ВМФ России, хотя на нем были не боеготовы многие атомные подлодки.

Случалось, что первые лица в МО и ГШ в оценках положения дел в армии давали настолько противоречивые оценки, что даже в Кремле стали замечать липу.

Например, в директиве министра обороны об итогах подготовки Вооруженных сил в 1994 году и задачах на 1995 год говорилось, что произошел рост числа преступлений. А уже вскоре на закрытых слушаниях в Думе (7 апреля 1995 года) начальник Генерального штаба Михаил Колесников утверждал обратное: «У нас идет снижение преступлений и происшествий».

Часто сталкиваясь с подобными фактами, военные советники Ельцина убедили его в том, что необходимо возвратить ГВИ под крыло президента. Ельцин согласился. Осенью 1996 года появился указ о создании Государственной военной инспекции при Президенте России. Однако не успела новая структура встать на ноги, как последовала новая реформация: решением Верховного Главнокомандующего ГВИ вливалась в состав Совета безопасности и существенно сокращалась.

Тут уместно напомнить, что и на созданный по указу президента в 1996 году Совет обороны Ельцин возлагал большие надежды как на важный инструмент контроля за реформированием Вооруженных сил. Однако данная структура не просуществовала и года.

По этому поводу один из пентагоновских аналитиков писал:

«…Демократический контроль предполагает не только права политических деятелей, но и их ответственность. Подготовка указаний в сфере обороны требует больших знаний и понимания сущности военных реалий. Никакое политическое руководство не имеет права заявлять о демократическом контроле, если его стараниями армия приведена в состояние хаоса. Демократический контроль включает ответственность за поддержание эффективных и дееспособных Вооруженных сил…»

За первые годы существования новой Российской армии система действенного демократического контроля над ней так и не была создана. Все это время мы наблюдали лишь попытки сформировать ее. Более того, часто случалось так, что государственные органы, призванные демонстрировать образцы истинно демократичного подхода к решению армейских проблем, выступать в роли гаранта обеспечения конституционных и правовых норм в военной области, сами не соблюдали или грубо нарушали их.

В течение семи лет президент так и не смог добиться, чтобы был принят Закон об альтернативной службе, хотя положение о ней закреплено в Конституции. Случалось, что Верховный принимал решения о назначении на высокие военные посты лиц, против которых выступала созданная при нем комиссия по высшим воинским званиям и должностям.

В откровенный кадровый произвол внес свою лепту и бывший секретарь Совета безопасности РФ Александр Лебедь, когда выявил в Минобороны и Генштабе «ГКЧП-3» и настоял на смещении с должностей генералов Виктора Барынькина, Анатолия Богданова, Дмитрия Харченко, Сергея Здорикова и других, хотя их вина в каких-либо противоправных деяниях так и осталась недоказанной.