Илья Драган - Николай Крылов

— Стало быть, комдива ты не видел?

— Нет! Только легенды о нем слышал, да с его боевым порядком пришлось знакомиться и во всяком деле считаться!

Чуйков вдруг встал, пригибаясь под низким потолком, сделал два шага к Крылову и обнял его.

— Это тебе за Азина! — объяснил он. — За Азина, потому как и я азинец! Только в отличие от тебя видел комдива, воевал с ним... Рано умер, а был он талантливый военачальник! Как удивительно сошлось!

11 и 12 сентября 1942 года в Ставке Верховного Главнокомандования в Москве у Сталина обсуждались первые наметки крупнейшей наступательной операции, которая должна была коренным образом изменить весь ход войны и вырвать стратегическую инициативу из рук немецкого командования. Боям в городе в этой разработке придавалось огромнейшее значение по уничтожению живой силы противника.

12 сентября в Виннице, в своем бункере, Гитлер устроил разгром своим генералам и потребовал от командующего группой армий «Б» генерал-полковника фон Вейхса в течение ближайших дней полностью овладеть Сталинградом. На совещании присутствовал и командующий 6-й немецкой полевой армией фон Паулюс. Приказ, естественно, относился и к нему. В опубликованных документах после войны указания Гитлера выглядели таким образом: «Русские на грани истощения сил. К ответным действиям широкого стратегического характера, которые могли бы быть для нас опасными, они больше не способны. Кроме того, северный фланг на Дону получит значительное подкрепление со стороны союзников... В остальном надо заботиться о том, чтобы скорее взять город в свои руки, а не допускать его превращения во все пожирающий фактор на длительное время».

Начало «решающего» штурма города было назначено на 14 сентября. 13 сентября Паулюс начал разведку боем по всей линии обороны 62-й армии.

В ночь на 13 сентября Крылов и Чуйков прилегли отдохнуть перед самым рассветом, их ночная беседа затянулась. Но поспать не пришлось. Подняли их близкие разрывы бомб. И командарм, и начальник штаба сразу же оказались на ногах.

— Это что, обычная музыка на рассвете? — спросил Чуйков.

— Не совсем обычная! — ответил Крылов и поспешил к ведру с водой освежить после дремы лицо. Чуйков шагнул к выходу из блиндажа. Крылов догадался, что он поспешил к стереотрубам, что были прикрыты у входа в блиндаж земляной крышей.

Крылов сразу отметил, что самолетов было значительно больше, чем накануне. Обработке подверглась вся линия обороны армии. Особенно жестоким был налет на Мамаев курган, где размещался КП армии.

Самолеты еще продолжали обработку переднего края, начался артиллерийский и минометный обстрел.

— Ну как, Николай Иванович, — спросил Чуйков, — начинается испытание азинцев?

— Надо ждать атаки! — подтвердил Крылов. — Несколько дней было сравнительно тихо, они перегруппировались, похоже, что день будет горячим.

Но горячий день — это еще не понятие генерального штурма. Командование 62-й армии в этот день имело право рассчитывать, что на генеральный штурм фон Паулюс не решится, ибо еще не прекращались удары по его флангам с севера 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий, и еще не погасла надежда, что им удастся прорваться к Сталинграду.

На 13 сентября самое большое удаление от переднего края немецких войск до Волги не превышало 10–12 километров. Сам город имел протяженность обороны 35–40 километров. Его наибольшая ширина достигала всего лишь пяти километров. Можно понять гнев Гитлера на своих генералов. Прошли тысячи километров, осталось всего лишь пять километров, а пройти не могут.

Немецкое наступление началось около семи часов утра сразу на нескольких участках. Удары последовали в районе Городищ, Песчанки, Садовой и Разгулявки. Из Разгулявки двинулось до полусотни танков, поддерживающих удар целой дивизии на Мамаев курган.

С Мамаева кургана и Крылов и Чуйков могли видеть в стереотрубы всю картину развернувшегося сражения. Чуйкову еще было трудновато ориентироваться, боевые позиции войск он знал еще только по карте, Крылов везде побывал и все видел своими глазами. Он знал каждую высотку, каждый овраг, каждое здание, которое могло войти в систему оборонительного рубежа. Он все промерил, где шагом, а где ползком.

— Вот что, — сказал Чуйков. — Сегодня боем тебе руководить! Некогда рассуждать и советоваться, а я погляжу, мне привыкнуть надобно...

И он был прав, карта не могла дать полное представление об обстановке. К городу из степи подходили овраги, балки, они были удобны противнику для накопления войск, да и сама местность имела понижение к городу.

Сражение разворачивалось довольно странно. И Чуйков и Крылов единодушно пришли к мнению, что противник задействовал всю свою авиацию, очень сильной была артиллерийская подготовка, но к середине дня стало очевидно, что свои пехотные части он придерживает.

— Не нравится мне малая активность немцев... — заметил Чуйков. — Не ведет ли он всего лишь разведку боем? Не прощупывает ли, куда ему нанести удар завтра?

Крылов с удовлетворением отметил, что новый командующий, еще как следует не познакомившись с обстановкой и впервые увидев армию в бою, точно ухватил главную особенность развернувшихся боев. По многим признакам угадывалось, что Паулюс ищет слабые места в обороне, чтобы на другой день бросить в наступление все свои силы.

Еще и еще раз предстояло взвесить, что можно противопоставить немецкому наступлению.

На правом фланге стойко обороняется так называемая северная группа полковника Горохова в составе двух стрелковых бригад и полка 10-й стрелковой дивизии НКВД. Район Орловки, который во всех оперативных документах значится как Орловский выступ, удерживает 115-я стрелковая бригада полковника Андрюсенко. В центре армейской полосы, в междуречье Мокрой Мечетки и Царицы, прикрывают подступы к городу 112-я стрелковая дивизия полковника Ермолкина, 23-й танковый корпус генерала Попова, 38-я мотострелковая бригада полковника Бурмакова и 42-я морская стрелковая бригада полковника Батракова. И, наконец, на левом крыле от Царицы до Купоросного пока не отступили ни на шаг 244-я и 35-я стрелковые дивизии, 10-я стрелковая бригада и полк той же дивизии НКВД. Так что разведка боем немцам нужного результата может и не принести.

Крылов высказал свои соображения командарму и добавил:

— Вчера составлял сводку в штаб фронта, так пока перечислил все дивизии и бригады армии, рука устала. Кто-нибудь незнающий, прочитав все это, сказал бы, наверное, ну и силища. А на самом-то деле ведь едва тысяч двадцать пять людей наберем да сотню танков.

— Ты, Николай Иванович, с первого дня в этом котле варишься, а я только заступил летом... Чувствую, что большую беду несет эта цифирь с наименованием дивизий, бригад и полков. Для того чтобы понять, что они на самом деле собой представляют, надо увидеть, а на бегу, те, кто прочитывает эти сводки, тот как бы мимо глаз пускает их подлинную численность, а то и похуже. Одолевает иных мыслишка, что командир прибедняется... Расскажу я тебе очень чудное дело. У Чан Кайши я состоял его заместителем. Заместитель главнокомандующего. Казалось бы, ничего от меня не должно быть скрыто в армии. А вот что получилось. Японцы предприняли широкое наступление и зарвались. Можно было учинить им сильный разгром. Я составил план операции. Ну. конечно, опираясь на данные штаба. Где и сколько размещено дивизий. Пришел к Чан Кайши. Докладываю. А он взял черный карандаш и перечеркнул все мои расчеты. Что ты, господин Чуйков, нарисовал? С чем ты против японцев собрался воевать? Эти дивизии только на бумаге. Каждый генерал у нас старается преувеличить число своих войск, чтобы побольше ему отпускали продовольствия... Тогда надо все пересчитать! — заметил я ему. А он в ответ: кто это даст? Генералы от твоего пересчета попрячутся. Не суетись. Япония не может завоевать Китай. И никто не может завоевать Китай. Вот триста лет тому назад считалось, что маньчжуры завоевали Китай. Ведь официальный язык был принят маньчжурский. А ну найди мне сейчас хотя бы одного китайского чиновника, который знал бы этот язык, а в Китае хотя бы одного кровного маньчжура. Растворились, как капля пресной воды в океане. А у нас наоборот. Доносишь в сводке, что дивизия едва доходит численностью до полка, а в иных штабах ее по-прежнему продолжают считать дивизией. Но мы, Николай Иванович, знаем, что такое наша дивизии. И не отрываясь от реальности, скажу, и Паулюс знает, какими мы располагаем силами. Вот и примеряется к завтрашнему дню. Но есть бои, когда, и ты это прекрасно знаешь, Николай Иванович, когда простая арифметика становится совсем не простой. Все зависит от настроя солдата. И особенно — в обороне! Если человек не захочет сойти с места и знает, что сойти нельзя, — его ничем не сдвинешь. В полевом сражении все учесть довольно сложно, в городе на линиях обороны солдат всегда сможет даже в кризисном положении свою жизнь отдать за две, и это не так-то много... Но всякая оборона, Николай Иванович, — продолжал Чуйков, — тогда действенна, когда она активна. Паулюс считал наши дивизии и знает об их составе, он уверен, что мы парализованы, а контратака удивит его. А удивить противника, этому еще Суворов учил, — значит, победить!