Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

— Вам, должно быть, известно, что Сулейман отбросил Летучий отряд Гурко к перевалам? — терпеливо выслушав Скобелева, сказал Имеретинский. — Что же будет, если турки вырвутся из-за Балкан? Что делать, если Сулейман соединится с Османом? Отступить за Дунай во избежание полного разгрома?

Скобелев молчал. Млынов вынырнул из-за спины светлейшего князя, расстелил на столе приготовленную карту и тут же вновь отступил к дверям.

— Необходимо брать Ловчу, — вдруг негромко сказал Куропаткин. — Немедленно брать Ловчу, чтобы не дать соединиться Сулейману с Османом-пашой.

Князь впервые посмотрел на молодого офицера. Капитан коротко поклонился.

— Разрешите представиться, ваша светлость. Генерального штаба капитан Куропаткин.

— Очень рад. Следовательно, Михаил Дмитриевич, у вас уже имеется начальник штаба? В таком случае я беру Паренсова себе.

— Берите, берите, — Скобелев уже впился глазами в карту. — Алексей Николаевич прав: Ловча — основная задача.

— Вот и решайте ее, — улыбнулся князь. — Я даю вам полную свободу действий, Михаил Дмитриевич. А за собою оставляю обязанность защищать вас с тыла.

— Воды! — вдруг крикнул Скобелев. — Что ухмыляешься, Млынов? Два кувшина со льдом, быстро!

Александр Константинович тут же и откланялся, с трудом сдержав улыбку. И был весьма доволен, что так быстро заполучил загадочно притягательного для него генерала со всеми его неуемными страстями. А вот Млынов, окатывая своего командира ледяной водой, улыбки сдержать не сумел.

— Чего скалишься? — недовольно заметил Скобелев, растираясь суровым полотенцем. — Ты у меня впереди коней бегать будешь: войск много, а ты — один. Ординарцев-то пока нет.

— Если согласны статского взять, то один, считайте, уже есть, — сказал Млынов. — Шесть раз приходил, пока вы винцом баловались. Из армии уволен по ранению, но в Россию возвращаться не торопится. Вольноопределяющийся Федор Мокроусов, не припоминаете такого? Утверждает, что знаком с вами.

— Знаком. — Михаил Дмитриевич припомнил раненых костромичей, повязку на лбу у недоучившегося студента. — Сообразительный парень. Бери, Млынов, не прогадаем.

Скобелев так никогда и не узнал, каких трудов стоило светлейшему князю Имеретинскому упросить императора закрыть глаза на очередную скобелевскую выходку. Даже Паренсов отнесся к его идее весьма неодобрительно:

— Вы взяли на себя тяжелый крест, ваша светлость, Скобелев обладает свойством доставлять массу хлопот своим непосредственным начальникам.

— Если вы, Петр Дмитриевич, порекомендуете мне подчиненного, способного одновременно противостоять как Осману-паше, так и Сулейману, имея в десять раз менее войск, я немедля пошлю за ним.

— Есть такой, только придется самому за ним ехать, — вздохнул Паренсов. — И не в резерв, а в гостиницу.

— Вот я и еду, — улыбнулся Имеретинский.

20 августа начались перемещения частей, в смысле которых новый порученец Скобелева вольноопределяющийся Федор Мокроусов и не пытался разобраться. Он получал конкретные задания, доставлял приказы, провожал командиров частей до указанных пунктов, возвращался и почти тотчас же скакал с новыми поручениями. Вскоре скобелевцы охватили Ловчу со всех сторон: Кавказская бригада была заблаговременно брошена в глубокий обход. Ловча оказалась взятой в клещи: оставалось лишь сжать их.

— Завтра надавим — и хрустнет орешек, — сказал Тутолмин. — Отужинаете со мной, Мокроусов?

— Благодарю, полковник, увы. Тотчас же и назад.

— Да уж, не дай бог скобелевским порученцем быть. Какую ночь в седле?

— Не считал! — крикнул Федор, вскакивая на коня.

Он воротился к вечеру, отдал лошадь конвойцам, наспех перекусил с казаками и заглянул в штабную палатку. Палатка разделялась пологом на две неравные части: в первой, узкой, стоял стол дежурного и походная койка для ординарцев.

— Тутолмин на позициях, — доложил Мокроусов: за пологом слышались голоса. — Где Млынов?

— Вами интересовался. Обождите тут.

Дежурный беззвучно скользнул за полог, а Федор сразу завалился на койку: тело ломило от ежедневных скачек. Но тут выглянул Млынов, шепнув:

— Сам тебя спрашивал.

Порученец прошел за полотнище и остановился у входа. Брезентовые занавеси окон были подняты, но уже темнело, и на большом дощатом столе, устланном картами, горели две лампы. Возле стола в походном кресле сидел князь Имеретинский, вокруг толпились генералы и множество офицеров.

— Ключом обороны Ловчи является высота Рыжая, — докладывал Скобелев. — Высота сильно укреплена, и нам придется громить ее артиллерией, пока противник не отойдет за обратные скаты. Тогда и только тогда следует атаковать ее пехотою, но непременно в сопровождении пушек, чтобы прикрыть солдат поелику возможно. Господам офицерам запомнить и довести до понимания каждого рядового следующее. Первое — противник патронов не жалеет, следовательно, сближение с ним должно быть особо стремительным. Второе — турки целиться не любят и бьют, как правило, положив винтовки на бруствер; задача каждого офицера — уловить зону поражения и миновать ее единым броском. И третье — огонь противника особенно опасен для частей стоящих или, упаси Бог, отступающих, так что уж извольте командовать только вперед. Только в атаку! Вы согласны со мной, Александр Константинович?

Имеретинский, спрятав улыбку, молча кивнул. Потом спросил:

— За высотой — река Осма. Она проходима?

— Не везде, ваша светлость, — ответил Куропаткин. — В местах бродов болгары обещали поставить условные знаки.

— Сколько пушек у Рифата-паши?

— Восемь орудий.

— Если понадобятся резервы, сообщите через капитана Жиляя.

— Не понадобятся, ваша светлость.

— Следовательно, приказ о штурме может исходить только от вас, Михаил Дмитриевич, — улыбнулся князь. — Если вопросов нет, предлагаю господам командирам выехать к частям.

— Мокроусов вернулся? — спросил Скобелев, проводив Имеретинского.

— Так точно, Михаил Дмитриевич, — Федор шагнул к генералу.

— Проводи генерала Добровольского до места и будь на связи с его колонной.

Сопровождать Добровольского пришлось уже в темноте, и Федор никаких ориентиров так и не запомнил. Возвращался один, стараясь держаться левее, чтобы не угодить к туркам, и приехал уже под утро. Устал до невозможности, на сон оставалось часа три, и, доложив дежурному, он сразу же завалился на койку.

Проснулся от грохота: в пять утра все батареи Скобелева одновременно открыли огонь. Земля ощутимо вздрагивала, полотнища палаток полоскало от тугих ударов потревоженного воздуха, и тут уж стало не до сна.

— Чего маешься? — спросил Млынов. — Поднимись на горку, — с нее все как на ладони.