Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

— Опять? — Александр беспомощно развел руками. — Каковы подробности?

— Подробностей в депеше не сообщается, Ваше Величество. Для личного доклада сюда выехал Его Высочество главнокомандующий со штабом.

— Ступай. — Александр встал, руками зацепив чашку: Адлерберг едва поймал ее на краю стола. — Я хочу обдумать положение. Как только прибудет мой брат или князь Имеретинский, немедля проведите их ко мне. — Он пошел к дому, но остановился. — Это — роковой день, граф. Тотчас же сообщи в Царское Село Ребиндеру, чтобы он возложил розы на могилку Бореньке.

Загадочность этого первого распоряжения императора после сообщения о разгроме под Плевной может быть объяснена только полной растерянностью, поскольку никакой логики здесь усмотреть было невозможно. Логика появилась, когда прискакал шатающийся от усталости светлейший князь Имеретинский.

Он вошел без доклада и остался у дверей, чтобы отдышаться. Увидел бледного Криденера, растерянного Непокойчицкого, трясущегося Левицкого и самого Государя, молча сидевшего в кресле у стола. А по кабинету метался главнокомандующий, топоча сапогами и выкрикивая бессвязные фразы:

— Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это — развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..

Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развел руками.

— Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.

— Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, — негромко сказал Имеретинский. — Он назвал его неудачей, а это — поражение. Государь. Это — разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.

— Всю правду, — вздохнул император. — Все кричат о дурно проведенной подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.

— Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчиненных ему отрядов.

— Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, — сдавленно сказал Криденер. — Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.

— Простите, Государь, задета моя честь. — Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. — Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. — Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.

— А теперь позвольте спросить вас, генерал. Почему вы прятали от князя Шаховского Коломенский полк? С какой целью вы ввели его в заблуждение, сообщив, что коломенцы идут к нему, а сами тут же отправили этот злосчастный полк затыкать никому не нужную оперативную пустоту? Почему вы не отдали кавалерийской дивизии Лашкарева приказа об атаке, хотя знали, что отряд Скобелева истекает кровью в предместьях Плевны?

— В предместьях? — удивленно спросил император. — Мы ворвались в предместья?

— Да, Государь. Скобелев пробился к предместьям, опираясь только на собственную отвагу, и Шаховской, сколь мог, помогал ему в этом. И если бы барон Криденер с самого начала не решил, что ему выгоднее проиграть сражение, нежели помочь Скобелеву, я имел бы сегодня высокую честь встречать Ваше Величество в Плевне. Мне со слезами рассказал об этой неприличной интриге князь Алексей Иванович.

Спокойствие оставило князя Имеретинского, и все подавленно молчали. Первым заговорил Александр:

— Я не слышал мнения начальника штаба.

Это прозвучало неожиданно, почти вызывающе. После истерических криков брата, император заново утверждал старого генерала в прежней должности.

— Светлейший князь прав в своей суровой оценке. Но важно другое. Позволю себе настаивать на быстрейшей переброске корпуса генерала Зотова под Плевну, — Непокойчицкий говорил очень тихо, но все его сейчас слушали. — А так же… Я умоляю Ваше Величество принять мою отставку.

— Нет, — Александр поднял руку. — Дело, дело, сначала — дело. Я жду совета, генерал.

— Необходимо начать переброску гвардейских корпусов из России, — вздохнул Непокойчицкий. — Я не вижу иного выхода: мы рискуем единственной переправой.

— Ты прав.

— Слава Богу! — главнокомандующий широко перекрестился и велел позвать дежурного генерала.

Пока его искали, князь Имеретинский вновь попросил разрешения обратиться.

— Я осмеливаюсь просить Ваше Величество об особой милости.

— Ты заслужил, — важно сказал Александр.

— Поскольку мне, светлейшему князю Имеретинскому, в присутствии моего Государя было высказано сомнение в моей боевой деятельности, я прошу Ваше Величество доверить мне командование боевой частью, во главе которой я смогу принять самое непосредственное участие в следующем штурме Плевны.

— Ты думаешь, нам следует еще раз штурмовать?

— Я тоже того же мнения, Ваше Величество, — сказал Непокойчицкий. — Осман-паша очень опасен. Стал очень опасным после нашего поражения.

— У нас есть вакансии в дивизиях?

— Вторая пехотная, — суетливо подсказал Левицкий.

— Назначаю начальником второй пехотной дивизии светлейшего князя Имеретинского. Ступай отдыхать, князь, и готовь письменное донесение.

Имеретинский поклонился, но тут вошел Шелков. Главнокомандующий строго ткнул в него пальцем:

— Начальнику Петербургского округа, срочно, — откашлялся и вдруг с громким, неуместным пафосом начал диктовать:

— «Слава Богу! Гвардия с высочайшего соизволения посылается мне. Распорядиться следует быстро и молодецки, как я это люблю. Передай моим молодцам, что я жду их с чрезвычайным нетерпением. Я их знаю, и они меня знают». Все. Можешь идти.

— Цветы, цветы, — Александр жестом остановил Шелкова. — Белые розы на могилку Бореньке. Белые. Ступай.

Шелков, поклонившись, вышел. Все молчали, и через распахнутые окна вдруг донесся далекий скрип множества тележных колес. Император прислушался:

— Что это так скрипит?

— Обозы, Ваше Величество, — торопясь, подсказал Левицкий. — Раненые под Плевной следуют этапным порядком…

— Черт бы их побрал, сколько раз повторять, чтобы возили дальней дорогой! — гневно крикнул главнокомандующий. — Позвольте удалиться, брат. Я живо наведу порядок!

Светлейший князь Имеретинский, спрятав брезгливую усмешку в черных, переходящих в бакенбарды усах, дерзко вышел первым, оттеснив Николая Николаевича плечом, простреленным при штурме никому не нужного Гривицкого редута.