Михаил Горбачев - Как это было: Объединение Германии

В конце концов Бейкер изложил заранее подготовленную администрацией США программу, которая как бы компенсировала вступление единой Германии в НАТО – те самые знаменитые его «9 пунктов». Должен сразу сказать, что в них были и разумные предложения, приемлемые для нас. Кстати, некоторые из них вошли потом в договоры об объединении Германии.

Бейкер гарантировал, что США добьются от Германии сокращения и ограничения численности бундесвера и, конечно, отказа производить, создавать или приобретать ядерное, химическое и биологическое оружие. Впрочем, это и так было ясно, Коль неоднократно клялся мне, что так и будет.

Бейкер обещал, что на определенный переходный период на территории, которую сейчас занимает ГДР, не будет войск, подчиненных НАТО, что на этот период советские войска могут оставаться там на тех же основаниях, на каких они сейчас там находятся.

Бейкер обещал начать постепенно реконструкцию НАТО, придавая ей все больший характер политической организации. И будет осуществлен пересмотр военной доктрины НАТО.

Он сообщил, что есть уже твердая договоренность и американцы будут стоять на этом непоколебимо – о том, что единая Германия будет включать в себя только территорию ГДР, ФРГ и Берлин. Никаких территориальных притязаний с ее стороны не последует.

Бейкер заверял меня, что американская администрация предпримет все возможные со своей стороны усилия, чтобы быстрее превращать СБСЕ в постоянный институт, который стал бы краеугольным камнем новой Европы.

Девятый пункт его программы содержал заверения в том, что при объединении Германии будут должным образом учтены экономические интересы Советского Союза.

Я высказал позитивное отношение к общей направленности этой программы из 9 пунктов, но считал, что вопрос не закрыт, что перед моей встречей с президентом США в Вашингтоне надо еще все основательно обдумать.

Бейкер стал заверять меня, что никакого насилия над немцами, с тем чтобы они вступали в НАТО, нет и не будет, они вправе выбирать. И если они выберут что-то другое, а не НАТО, Соединенные Штаты с этим примирятся.

Я понимал, что в поведении администрации есть элементы игры и Бейкер в эту игру ловко играл. Я, кстати, прямо ему об этом сказал. Он потом в своих мемуарах признал, что для него главной целью было убедить меня в неизбежности вхождения Германии в НАТО.

Однако были и реалии. Я их тоже отлично видел. Германию нельзя было действительно оставлять в ситуации, аналогичной той, в какой она оказалась после Версаля. Всерьез рассчитывать на то, что Германия войдет в Варшавский Договор, тоже было невозможно. И, конечно, наиболее важным моментом было то, что Германия, в лице пока еще обоих правительств, стояла за вступление в НАТО.

Тем не менее я решил предпринять последнюю попытку, отложив ее на разговор с Бушем через две недели. Не то чтобы я боялся вступления Германии в НАТО. Я был убежден, что «холодная война» не вернется ни при каких обстоятельствах и военной угрозы для нашей страны с Запада уже не существует. Однако в политике еще сохранялись подходы, в которых большое значение придавалось балансу вооруженных сил. И, конечно, наиболее существенным был психологический момент – восприятие НАТО в сознании советских людей.

25 мая, накануне моего визита в Вашингтон, в Москве побывал Миттеран. На встрече с ним в Киеве в начале декабря 1989 года наши позиции по германскому вопросу практически совпали. Оба мы выступали за постепенное сближение ГДР и ФРГ в рамках европейского процесса.

Важно было знать позицию президента Франции теперь, в изменившейся обстановке. Он пользовался огромным международным авторитетом, а для его страны то или иное решение германского вопроса имело жизненное значение. Учитывал я также и то, что у нас с Франсуа Миттераном сложились доверительные отношения. Мы говорили предельно откровенно, дипломатические экивоки давно уже исчезли из нашего с ним общения. Я рассказал Миттерану о нашей полемике с Бейкером незадолго перед тем в Москве и задал вопрос:

– Что же будем делать дальше?

– В данной ситуации, – сказал Миттеран, – существуют объективные реалии, которые невозможно обойти. Ваша аргументация с Бейкером была очень искусна с диалектической точки зрения, в плане умения вести беседу. Но ведь Ваш собеседник мог ответить Вам, что он не занимается политической фантастикой. Действительно, ФРГ – член НАТО, и именно она – если называть веши своими именами и отбросить дипломатическую оболочку происходящего – поглощает ГДР.

– Но ведь мы не говорим о поглощении, – возразил я.

– Но и я никогда не говорю о поглощении! Просто сейчас, в беседе с Вами, я называю реалии их именами… Каждое поколение живет для себя. Поэтому главная задача высших политических руководителей заключается в том, чтобы обеспечить преемственность истории. Но нынешнее поколение более не хочет считать себя связанным грузом прошлого.

– Мы безусловно за движение вперед, – согласился я. – Но есть такие вещи, которые не могут стать предметом политического торга. Это надо понимать. В нашем случае это 27 миллионов погибших и 18 миллионов искалеченных.

– Надо понимать также, – продолжал Миттеран, – что ускорение процесса объединения Германии, начавшееся в ноябре прошлого года, опрокинуло высказывавшиеся на этот счет возражения. До этого на встречах в верхах Европейского Союза Коль не осмеливался даже заикнуться об объединении. Но уже в апреле этого года можно было считать, что объединение произошло, по крайней мере в умах.

– …В декабре 1989 года в Киеве мы с Вами, – продолжал Миттеран, – обсуждали перспективу германского объединения. Непосредственно после этой встречи состоялось совещание на высшем уровне стран – членов ЕС в Страсбурге. Именно там Коль в первый раз поставил вопрос о немецком единстве. Мы дали на это согласие, оговорив его рядом условий.

…Какие возможности были у нас, чтобы воздействовать на этот процесс? Что я мог сделать в то время? Послать бронетанковую дивизию, да еще вооруженную ядерными средствами? Тем более что речь идет о союзной нам стране. Я консультировался тогда с Маргарет Тэтчер. Ее размышления шли в том же направлении, что и мои. Но при этом она была первой, кто направил немцам поздравительную телеграмму после того, как они проголосовали в пользу объединения.

Так что какие у нас имеются средства влияния, исключая, разумеется, угрозы? Нет смысла просто бросать слова на ветер. Надо стремиться к умиротворению конфликтов, а не к их обострению…

Таково было настроение Франсуа Миттерана по поводу германских дел. Конкретно же мы договорились о многих существенных вещах.

Мы были едины в том, что Германия не должна иметь ядерного оружия.