Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…

И в таких условиях орган института марксизма-ленинизма выступает со статьей, играющей на руку творцам поражения нашей армии.

Пора, наконец, твердо сказать – хватит! Довольно прекраснодушия и пустых словопрений! Совесть человеческая не может более мириться с лицемерием и ложью. Нельзя давать больше никому возможности прятаться за героизм тех безвестных героев, что погибли по прямой вине любителей болтать о чужом героизме. Нельзя больше мириться с глумлением над памятью погибших, с амнистией изменникам – бывшим и будущим.

Главным виновником, бесспорно является Сталин и возглавлявшееся им правительство. В этом, как я уже упоминал, признался даже он сам, выступая в Кремле 24-го мая 1945 года. Персонально ответственность за все описанное выше, то есть за действия, равносильные прямому содействию фашистам, должны, кроме того, нести следующие лица: К.Е. Ворошилов, который многие годы стоял во главе Красной Армии, С.К. Тимошенко, сменивший Ворошилова на этом посту и Ф.И. Голиков, который накануне войны возглавлял Разведывательное управление Генерального штаба и преднамеренно поставлял правительству заведомую ложь и дезинформацию о противнике, лживые, но угодные Сталину сведения о составе и группировке войск фашистской Германии.

Совершенно особо стоит вопрос еще об одном из главных ответственных за поражения начального периода войны. Я имею в виду маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Накануне войны Георгий Константинович занимал пост начальника Генерального штаба. По своим тогдашним опыту и знаниям он этой должности бесспорно не соответствовал и в силу этого совершил ряд ошибок равнозначных преступлению.

Не подлежит сомнению, что Жуков, прошедший через горнило войны, не допустил бы не только таких грубо-преступных, но и менее значительных ошибок. Так почему же он сам не написал об этом? Думаю, он прекрасно понимал, что имя его будет сохранено в чистоте лишь при условии, что он самокритично проанализирует всю предвоенную обстановку и деятельность руководимого им Генерального Штаба. И если он не сделал этого, то, очевидно, были причины, от него не зависящие.

Статья заканчивалась словами великого Сервантеса: «Лживых историков нужно казнить, так же, как фальшивомонетчиков!»

Письмо написано и отправлено. Через неделю звоню редактору.

– Ну что Вы, Петр Григорьевич, разве такое письмо можно изучить за такой срок! – И с ноткой лести. – Это же научный трактат. Разве его можно сравнить с Некричем?

– Нет, это только письмо в защиту Некрича от нечестных рецензентов. И я надеюсь, что если Вы дали рецензию, то дадите место и для опровержения ее.

– Ну Вы же понимаете, что я один этот вопрос не решаю. Придется немного подождать.

Недели через две захожу в редакцию. И снова:

– Ну Вы же понимаете!

– Что я должен понимать?

– Ну Вы прекрасно понимаете. Вы старый член партии.

– Я беспартийный.

– Ну это только форма. Вы же коммунист по духу.

– Может быть. Но что этим можно объяснить. Я написал письмо. По важному, принципиальному вопросу и рассчитываю на публикацию.

– А я думаю, что Вы только адрес наш указали, а писали в Самиздат.

– Это Вам, видимо, хочется, чтоб письмо появилось в Самиздате и Вам можно было, ухватившись за это, отказать публиковать у Вас. Но я принял надежные меры, чтоб этого не случилось, и буду добиваться от Вас публикации.

– Ну, Вы понимаете, что я один этот вопрос не решаю.

Проходит еще несколько дней. Ко мне зашел Писарев. Случайно, на моем письменном столе оказался один экземпляр моего письма в редакцию «Вопросы истории КПСС». Сергей Петрович увидел. Заинтересовался. Попросил дать ему почитать. Отказать было неудобно, но я ему объяснил, что добиваюсь опубликования в журнале и потому в «Самиздат» пока не даю. Поставил условием, чтобы он никому не давал и сам не размножал.

Через 3– 4 дня он возвратил мой экземпляр. От письма -и от содержания и от стиля был в восторге, хвалил взахлеб. При этом сказал такое: «И это не только мое мнение. Я дал на одну ночь своему знакомому – доктору экономических наук, – так он, возвращая, сказал, что не спал всю ночь. Начал читать и понял, что такую работу надо иметь в собственной библиотеке. Взял машинку, заложил в нее 10 экземпляров и за ночь переписал. Один экземпляр и мне в презент принес».

– Что же Вы наделали, Сергей Петрович? Ведь это же Вы в «Самиздат» пустили. Значит, лишили меня возможности припереть журнал к стенке. Теперь, как только им станет известно, что письмо гуляет в «Самиздате», они схватятся за это и откажут мне в публикации.

– Ой, простите, Петр Григорьевич, я совсем забыл об этом. Но я сейчас пойду к этому доктору, и мы все соберем.

Дня через два Сергей Петрович сообщил, что все экземпляры, размноженного доктором письма, собраны. А еще через несколько дней я получил письмо из Арзамаса. Полковник запаса писал, что ему попалось мое письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС». Он прочел и потрясен. Ко мне у него лишь один вопрос – писал ли я такое письмо? Не фальшивка ли это, созданная каким-либо империалистическим разведывательным центром?

Я ответил, что писал такое письмо, но направил его только адресату. Каким образом письмо могло попасть к Вам, не могу даже предположить. Отвечать за содержание мною не проверенного и не подписанного письма не могу. В ответ получил открытку без подписи и обратного адреса, на которой было написано всего три слова: «Спасибо за письмо». За какое? За то, которым я ответил полковнику или за то, что писал в редакцию? Это навсегда останется для меня загадкой. Загадка и то, каким путем мое письмо вышло в «Самиздат». Не верить Сергею Петровичу я не могу. Я убежден, что если он сказал: «Все экземпляры собраны» – то они, действительно, собраны. Но остается не ясным: не снял ли кто-нибудь копии с экземпляра, отпечатанного доктором, прежде, чем возвратить этот жземпляр. Хотя, конечно, возможно, что утечка произошла и из редакции. Таких случаев в практике «Самиздата» было сколько угодно. Либо утечка происходит произвольно, по инициативе кого-либо из сотрудников, либо ее организует сам редактор, чтобы закрыть дорогу нежелательной публикации. Кстати, отказ публиковать мое письмо был мотивирован именно самиздатом. Вскоре после арзамасского письма позвонил редактор и сказал: «А письмо Ваше все же писано на самиздат. Ко мне уже четыре самиздатских копии поступили. Так что публиковать не будем. Мы „Самиздат“ не популяризируем. У нас не Китай, – едко иронически добавил он, – мы обходимся без Дацзы-бао». У меня нет оснований подозревать его в сознательном использовании «Самиздата» для закрытия дороги моему письму.