Николай Бондаренко - В воздухе - испытатели

На этот раз группа покинула самолет на высоте 11 044 метра.

Все парашютисты падали, не раскрывая парашютов, 10 413 метров в течение 170 секунд!

27 августа 1957 года Савину вместе с Романюком, Никитиным, Николаевым, Андреевым и Ищенко еще раз довелось совершить затяжной прыжок ночью.

На этот раз высота была 14 382 метра!

13 534 метра свободного падения!

Почти 240 секунд летели они, не раскрывая парашюта!

Поднял парашютистов на такую высоту экипаж самолета в составе В. Бобрикова, И. Федорова, А. Шишкова и В. Житника.

...Долго и упорно Александр Георгиевич Савин стремился овладеть специальностью парашютиста-испытателя. А овладев ею, занял в среде выдающихся парашютистов мира достойное место!

"В нашей работе мелочей нет!.."

Слегка нажимаю на кнопку электрического звонка, заранее улыбаясь тому, с каким удивлением встретит меня старый товарищ.

- А, входи, входи! - радушно приглашает хозяин. - Раздевайся.

Обмениваемся крепким рукопожатием. И я прохожу в комнату.

- Садись, тезка, - говорит он и удобно поворачивает ко мне настольную лампу.

Сажусь. Кладу на стол бумагу и, не теряя времени, записываю: "Заслуженный мастер спорта СССР, старшина сверхсрочной службы Жуков Николай Павлович".

- Николай, сколько у тебя прыжков? Тысяча?..

- Не тысяча, а две тысячи четыреста пятьдесят восемь...

Поворачиваю к Жукову голову. Внимательно, словно еще не в сорок восьмом году увидел его впервые, а только сейчас, смотрю на него.

- Не веришь? - улыбается он. - Могу летную книжку показать.

- Да нет, что ты, конечно, верю. И очень рад за тебя! Ты ведь с юных лет парашютист? Так?

- Да. Призывался в десантные войска в сорок втором году.

- А испытателем как стал?

- ...В августе сорок третьего года мы, группа молодых парашютистов-десантников, прибыли к испытателям для проведения исследований по кислородному голоданию, кессонным заболеваниям, определению действия на человека резких перепадов атмосферного давления, определению резервного времени для человека при пребывании на больших высотах и многого другого.

- Ну и каково же это резервное время?

- Проводили исследования в барокамере. Поднимали нас, кроликов, не одного, а двух. То он, мой напарник, снимает с меня кислородную маску на какой-то там, указанной заданием высоте, то я снимаю с него.

- Работали для науки, значит...

- Да. Высоты, конечно, были большие: восемь, десять, двенадцать и тринадцать тысяч метров.

- Ну и как же? Интересуюсь потому, что много летал на высоту. Правда, выше восьми тысяч шестисот метров в негерметичной кабине я не летал.

- На восьми тысячах жить еще можно! Есть на этой высоте небольшое резервное время. Сейчас уже не помню точно, какое оно. А вот на двенадцати тысячах - несколько секунд. На тринадцати - ноль; теряешь сознание мгновенно; как напарник снял маску, так ты и готов...

- - Такой работой занимался? - смотрю с уважением я на Жукова.

- Занимался, тезка. Надо было заниматься! Ну, а после этих исследований мне и предложили остаться работать парашютистом-испытателем. Грызлов мне предложил.

- Помню Грызлова. Хороший он человек был! И сколько же лет ты проработал испытателем?

- С сорок четвертого по шестьдесят девятый год. Двадцать пять лет ровно.

- Четверть века!

- Да, выходит, что так.

- Расскажи, Николай, об интересных, поучительных случаях из своей работы.

- Это можно, - смеется Жуков. - Было у меня как-то сложное положение в воздухе при "опрыгивании" в нижний люк кабины летчиков. С Романюком мы тогда прыгали. Выбрасывались мы с ним и головой по полету, и головой против полета. Когда прыгали головой против полета, я прыгал первым. И вот однажды на высоте тысяча метров... Парашют ПЛ-3М знаешь?

- Ну как же! Парашют летчика... Тысячам авиаторов в войну он жизни спас. Мне тоже...

- Ты что, прыгал в войну?

- Да. При скорости полета что-то такое около семисот километров в час...

- Ну, и как, хорошо рвет при такой скорости?

- Не рвет, а разрывает на куски. Шерстяные перчатки с моих рук сорвало, с ног сорвало унты, портянки и носки, с головы - застегнутый на пряжку шлемофон... Но, как видишь, остался жив. За линией фронта на большой высоте горела тогда машина - пришлось разогнать огромную скорость, чтобы перетянуть вражескую территорию. И я перетянул. Перетянул на свое и стрелка-радиста счастье. У штурмана, к сожалению, подгорел парашют, и он погиб... Потом я подсчитал по скорости и полуторакилометровому расстоянию до немецких окопов и оказалось: выпрыгни мы на девять секунд раньше, были бы у фашистов. Так что ПЛ-3М я знаю хорошо...

- Так вот этот самый ПЛ-3М у меня сзади, - продолжает Жуков, - а на груди пристегнут еще ПН-5. Дело было зимой... Нырнул я вниз, но сразу же на выходе меня прижало потоком воздуха к заднему обрезу люка. Спиной и плечами прижало... Прижало так сильно, что я барахтался, барахтался, а отделиться от самолета никак не могу.

- Как тебя прижало? Не понял...

- А так, голова, грудь с ПН-5 и руки наружи, а все остальное с ПЛ-3М в кабине. Ерундовское такое положение... И только когда Романюк нажал мне ногой в спину, я сумел вывалиться из машины... Сделал, понятно, небольшую затяжку и начал искать, чтобы раскрыть парашют, кольцо. Ищу, а его нет. Нет кольца раскрытия, и все тут! Я и туда, и сюда - пустой карман - нет кольца...

- А где же оно?

- Выпало из кармана. Когда трепало меня потоком воздуха - резинка в кармане была не тугая, оно и выпало. Конечно, если бы время было, я нашел бы его. Оно болталось где-то там слева сзади. Но времени-то этого не было и пришлось мне раскрывать запасной парашют...

- А сколько секунд человек падает с высоты тысяча метров?

- Скорость падения парашютиста равна ста восьмидесяти километрам в час, то есть пятьдесят метров в секунду. Вот и считай... Мало было у меня времени, я затяжку в пять секунд делал...

- Разговаривая с тобой, Николай, я вспомнил своего однополчанина фронтового стрелка-радиста Данилушкина, тоже Николая, который в октябре сорок четвертого года выпрыгнул с горящего Пе-2 с тяжело раненной правой рукой. Высота была небольшая - тысяча пятьсот метров. Данилушкин левой рукой и зубами рвал тогда кольцо раскрытия. А когда парашют раскрылся и он увидел, что сносит ветром на немецкую сторону, натягивал стропы, чтобы скользить, тоже левой рукой и зубами. Хороший парень!.. Сейчас живет в Ульяновске, работает начальником ОТК на автомоторном заводе. Так что не Николай он теперь, а Николай Петрович...

- Молодец, спасся... Доказал, что спастись на парашюте всегда можно, проговорил Жуков и после небольшой паузы добавил: - Если только не растеряешься...

- Данилушкин был таким, что не терялся! Еще раньше, в апреле сорок четвертого года, когда летали бомбить немецкий аэродром Херсонес, на выводе из пикирования самолет летчика Коваля, в котором летел Данилушкин, подожгли зенитки. Горела левая плоскость. Коваль перетянул линию фронта и у Бахчисарая сел на фюзеляж. Но местность была настолько холмистой, что при приземлении Коваль и штурман Крупин были ранены и потеряли сознание. На короткое время потерял сознание и Данилушкин. А когда очнулся, то выбрался из своей кабины и не побежал прочь, а бросился к кабине летчика, разбил ногами плексигласовые стекла фонаря, вытащил Коваля и Крупина и отнес их в сторону от машины. Когда все трое были на расстоянии полсотни метров от самолета, произошел взрыв бензобаков. Вот такие фронтовые секундочки!.. За этот подвиг Данилушкина наградили орденом Красной Звезды... Но мы, кажется, немного отвлеклись. Ты лучше расскажи свои эпизоды. У тебя, по-моему, был случай, когда не воспламенился пороховой заряд катапультного сиденья... Было такое дело?