Николай Бондаренко - В воздухе - испытатели

- И какой же дьявол в нем сидел?

- Никакого дьявола не сидело. Просто загустела после понижения температуры смазка. Поэтому пружина сработала вяло. Ударники подошли к капсулям, не ударив их. Вот и все. После этого стреляющий механизм забраковали. В строевые части надо давать технику надежную! Для этого мы и испытываем ее.

- Это верно... Слушай, Николай, у тебя наверняка есть и альбом с интересными фотографиями, и грамоты, которыми тебя награждали за испытательную работу, за мировые и всесоюзные рекорды...

- Конечно, есть! Что за вопрос, тезка, - улыбнулся Жуков, - сейчас принесу...

И вот передо мной лежит целая стопка почетных грамот, которыми награждался в разное время Николай Павлович Жуков за успехи в работе.

- Надо же! - не удержавшись, восклицаю я, - оказывается, у тебя не только наши, но и иностранные грамоты есть!

- Смотри, смотри, - говорит Жуков, слегка волнуясь. - А вот фото, - и он подвигает ко мне пухлый альбом...

Люблю я смотреть фотографии испытателей! Ведь глядя на них, переносишься в то прошедшее дорогое время.

Беру первую фотографию.

- А, Кузьменко! - вырывается у меня. - Где он сейчас?

- Иван Кузьменко?.. В Таганроге живет. Разглядываю затем лица известных наших парашютистов и парашютистов ДОСААФ на групповой фотографии участников соревнований. Вот наши) Быстров, Андреев, Ищенко, Колосков... Вспомнив о том, как Александр Колосков уснул в самолетных чехлах перед самым прыжком, я рассмеялся и сказал об этом Жукову.

- А один раз, - говорит он, - подходим уже к самолету, а Колосков у меня спрашивает: "Коля, посмотри, есть там у меня сзади парашют или нет?" Чудак такой был...

Фотография Петра Ивановича Долгова, хорошо мне знакомого, погибшего при совершении рекорда, заставила в один миг вспомнить и его, и его жену, и детей.

Глядя на спокойный взгляд Петра, тихо спрашиваю у Жукова:

- Игорек его в десантных войсках служит?

- Да, пошел по стопам отца...

На следующей фотографии запечатлен момент, когда генерал Н. Т. Пушко, держа в левой руке микрофон, крепко жмет руку старшине Жукову, одетому в шлем и меховое летное обмундирование.

- Наверное, поздравляет тебя с двухтысячным прыжком? - спрашиваю я, разглядывая фотографию.

- Угадал, - улыбается Жуков.

- Это правда, что ты четырнадцатый в мире, совершивший столько прыжков?

- Правда. Но все-таки четырнадцатый... - вздыхает Жуков.

Он подает мне еще пачку фотографий. Я с жадностью рассматриваю знакомых и незнакомых парашютистов, летчиков, конструкторов парашютов и спортивных судей.

- А это что? - показываю на фотографию, где снят снижающийся парашютист, у которого купол одного парашюта попал под купол другого.

- Это я снижаюсь. Случай такой у меня был. Когда готовились к рекордному групповому прыжку с высоты четырнадцать тысяч восемьсот метров... Понимаешь, я и сам-то тяжеловат, а в полном высотном снаряжении весил очень много - сто сорок килограммов. И вот поднял нас Бобриков в тот день на высоту, открылись люки, мы встали со своих мест, переключились на питание кислородом с бортовых баллонов на свои приборы, а затем люки снова закрылись, мы опять сели, и самолет начал снижаться. Вот такая перед рекордом тренировка была у нас... На высоте же две тысячи метров мы выпрыгнули из самолета. Сделал я, как требовалось, пятнадцатисекундную задержку, открыл основной парашют и снижаюсь. Но вес-то у меня сто сорок килограммов! А снижение при таком весе более семи метров в секунду! "Дай-ка, - думаю, - открою еще и запасной парашют". И открыл его. Но в гермошлеме плохо было видно, куда он при раскрытии пошел. А он, оказывается, ушел у меня под основной купол. Приложился я тогда, ох, и приложился к земле! Спиной... А ведь рекорд нашей группе нужно было ставить! Испугался я, что отстранят от прыжков, и не сказал врачу об этом ударе. Лечился домашними средствами. Разогревал спину рефлектором. Потом мы рекорд, конечно, поставили. Ты знаешь об этом.

- Знаю, Николай, знаю. Ты расскажи свои впечатления о прыжке с четырнадцати тысяч метров. Как там, на такой большой высоте, все-таки? Ведь прошло почти двадцать лет, а рекорд этот так и не побит.

- Тяжеловато там. Все у тебя в организме на пределе... Когда начали медленно открываться люки, я увидел... Как тебе лучше об этом сказать?.. Изморозь голубоватая в воздухе. Непривычная такая... А земля далеко-далеко. Мы поднялись и начали переключаться на питание кислородом с бортовых баллонов на свои кислородные приборы. Никакого резервного времени здесь нет, и если, скажем, оказался неисправным твой кислородный парашютный прибор, то времени снова переключиться на бортовые баллоны уже не было. Когда открылись полностью люки, мы начали прыгать. Я прыгал "солдатиком" - ногами вниз и лицом к хвосту самолета. Думал, что крутанет потоком, но ничего, все обошлось. Спокойненькое такое отделение... "Перевалился" потом лицом вниз, чтобы видеть землю. И вижу: крест-то, куда мы должны приземлиться, аж вон где! - рановато штурман нас сбросил. Я руки к груди подобрал и иду к кресту. Но засмотрелся на Волгу и гляжу - мать честная - крест-то у меня уже теперь сзади! Подворачиваю, подворачиваю туловищем назад, к кресту, и вижу через некоторое время: иду точно на него. Открыл парашют на высоте семьсот пятьдесят метров. Приземлился в ста пятидесяти метрах от креста. Приземлился так близко, что и сам был не рад: подполковник медицинской службы Ушаков меня, тепленького и схватил!.. Стал кровяное давление мерить, пульс считать и все свои экзекуции со мной проводить...

- Героические вы ребята, парашютисты! Ведь дневные и ночные групповые рекорды с одиннадцати тысяч, дневные и ночные групповые с четырнадцати, одиночный рекорд Николая Никитина с шестнадцати тысяч держатся до сих пор!

- Да, держатся. Очень тщательно готовились мы к этим рекордам. Сколько их установили, такими большими группами прыгали, и все было всегда при прыжках нормально.

- Разве у тебя перехлестывания строп никогда не было?

- Почему не было? Было и перехлестывание! Глубокое даже... Но это же не во время рекордных прыжков. Помню, выполнял я тренировочный прыжок с вертолета Ми-4 со спортивным парашютом, у которого купол был круглой формы, со щелью. Щель для управления куполом в воздухе... Высота прыжка была восемьсот метров. Выпрыгнул, открыл парашют и, как оно, бес его знает, но произошло глубокое перехлестывание купола стропами. Стал он вращаться вправо и меня вращать. Да так сильно! Лечу вниз, а меня вращает и вращает... Смотрю вверх: ребята уже вон где с раскрытыми парашютами остались!..

- Раскрывал бы запасной...

- Запасник в это время раскрывать бесполезно: закрутится и он. Запрещено это делать инструкцией.

- А что же делать?

- Резать стропы! Сейчас уже сконструированы замки для отцепки купола в воздухе, а тогда их еще не было и нужно было резать стропы. Спасение только в этом.