Товия Божиковский - Среди падающих стен

Шум страшный. Свистят, говорят, стучат Будто банда чертей шумит над нашими головами. Не нас ли они ищут? А может, они случайно попали сюда? Тогда почему их так много и почему так рано? Такого еще не было. А, может, они вернулись после вчерашнего? Тогда зачем их так много? Разве несколько солдат не "справилось" бы с нами?

Все громче стучат сапоги по ступенькам, ведущим в подвал. Мы слышим, как рыщут люди в подвалах, шарят по комнате, где жили женщины, ясно: это не мародеры, это ищут нас. Шаги приближаются к шкафчику, кто-то там стоит и слушает. Потом быстро ушел. Обнаружил, верно, нас, и пошел докладывать офицеру?

Каждый его шаг по лестнице вверх отдается в нашем мозгу: еще несколько минут - и все будет кончено. Мы представляем себе последнюю встречу с немцами, когда они отодвинут шкафчик, маскирующий наше укрытие. Мы уже видели вспышки выстрелов, которыми мы встретим врагов, - и конец этому логову. Но картины эти остались лишь в воображении. А поиски продолжались.

Вдруг мы услышали, что во дворе, недалеко от нашего засыпанного наполовину землей окошка, идет какая-то лихорадочная работа. Копают землю. Страшный взрыв потряс наш домик. Взрывы следуют один за другим. А в перерывах между ними копают землю, стучат по стенам. Они, видно, хотят подкопать дом.

Время от времени мы слышим быстро удаляющиеся шаги. Верно, готовят новые взрывы. Они хотят нас взорвать снаружи, опасаясь встречи с нами лицом к лицу? Но мы отвергаем и это предложение: ведь немцы сами находятся внутри дома. Что же здесь готовится?

Эта странная история длится долго. Ровно в полдень вся эта шваль исчезла, и наступила тишина. Мы вздохнули свободнее. Но только на часок. В час дня они вернулись и работали до пяти вечера. Мы слышали, как сменяют они друг друга: одна группа работает, другая спускается в подвал.

На второй день все началось сначала. В семь утра застучали сапоги, в 12 все затихло, в час работа возобновилась. Оказалось, что все это не имеет к нам никакого отношения. Видно, немцы строят оборонительные позиции где-то поблизости, и наш домик служит им сборным пунктом, а соседние подвалы складами.

Теперь мы поняли весь ужас нашего положения. Немцы могут случайно докопаться до нашего окошка и заглянуть внутрь или, рыская по подвалам, обнаружить нас.

Каждый день они копают все ближе к нашему окошку, которое все больше очищается от засыпавшей его земли. И в нашем укрытии становится все светлей... Чем светлее вокруг, тем страшнее нам.

Через несколько дней мы уже знали всех немцев по именам и, мне кажется, могли по голосам и шагам представить себе, как каждый из них выглядит.

У всех нас - "детей Промыка" - в памяти остались два имени: Макс и Вилли. Они старательнее всех рыскали по всем углам в поисках добычи, ни на минуту не оставляли подвала. Всегда они были вдвоем. Они не ходили, а бежали по ступенькам. В душе мы говорили себе:

эти двое обнаружат нас в конце концов.

И настала эта страшная минута. Невидимые Макс и Вилли добрались до нашего шкафчика. В руках у них электрические фонарики. Сквозь щели пробились к нам лучи света. Они освещают наши лица, перебегают из угла в угол, как будто хотят осветить все вокруг. Мы слышали какие-то странные звуки, издаваемые батарейками фонарей. Сначала мы, не понимая, откуда эти звуки, приняли их за сигналы. От этих звуков волосы становились дыбом. Мы лежали, как мертвые.

Немцы двигают шкаф. И сразу слышим: "Макс, да зинд вайцен" ("Макс, тут зерно!"). Дружки нашли в углу мешочек зерна, заваленного всяким хламом. Они немало потрудились, пока вытащили его оттуда и скрылись. Опять - не нас они искали.

Прошло несколько дней, а нам все еще везет. Но надолго ли? С тех пор, как увезли старух, жизнь наша катится в пропасть. Дни лекций и анекдотов, установленных часов "приема пищи", - казались теперь далеким сном. Теперь эти шесть недель мучений в темной, грязной дыре, шесть недель страха и опасностей, казались нам раем. Сейчас и думать нечего о еде, о варке, о набегах на соседние подвалы, малейший шорох может выдать нас! Сухари можно грызть только тогда, когда немцы идут на обед или вечером, чтобы не слышно было, как мы грызем их. И что будет с нами, когда кончится запас воды?

Помощи ждать неоткуда. Уже прошли два дня после срока, о котором мы условились с Лодзей. Что с ней? Не попала ли она в лагерь? Да и жива ли вообще? Нельзя в бездействии сидеть и ждать смерти.

Снова взялись мы за старый план: выйти отсюда темной ночью с оружием в руках и попробовать пройти через немецкие позиции. Кто погибнет - погибнет, а те, кто останутся, будут бродить по развалинам и полям, пока не выйдут из прифронтовой полосы.

С другой стороны, - говорили некоторые из нас, - мы и так идем на верную смерть, с той лишь разницей, что выйдя отсюда, мы только приблизим ее, а оставаясь здесь - отдалим. В темноте, окруженные немецкими огневыми точками, артиллерией, мы погибнем прежде, чем успеем произвести хоть один выстрел. Здесь же мы сможем обороняться. А через день-два, глядишь, положение изменится!

Те, кто хочет идти, твердят одно: вода! Запас остался на один день каждому по несколько капель. Когда вода кончится, мы, столько недель терпевшие жажду, не выдержим и погибнем прежде, чем немцы обнаружат нас.

Наконец мы решили, если доживем до завтра, то вечером выйдем из убежища. Мы начали готовиться к решающей минуте. Мы уже представляли себе, как мы бродим в темную осеннюю ночь, в дождь и бурю, по грязи и ямам, а немцы стреляют нам вслед.

Утром немцы снова принялись за свою работу. Во всех углах гудело, как в улье. Наше окошко уже наполовину освобождено от земли, и на стекле остался лишь тонкий слой пыли. Ветер качает сухие ветки кустов, растущих рядом, и они заглядывают нам в окно, будто стоят здесь, чтобы спрятать нас в своей тени.

С наступлением ночи возник новый план: завтра утром, до прихода немцев, выйдут из убежища только Марыся и Зося. Они возьмут с собою старые вещи, и если наткнуться на немцев, скажут, что пришли из окрестностей Варшавы собрать оставленное добро. Девушки разведают дорогу, чтобы мы потом могли пройти между немецкими огневыми точками и не заблудиться, не попасть немцам в руки. Если им удастся добраться до окраин Варшавы, они постараются найти товарищей, знакомых, подпольщиков, сообщить им о нас и просить придти нам на помощь.

Мы договорились ждать их до вечера следующего дня. Мы дали им два дня и две ночи для выполнения задания - для них это мало, для нас - целая вечность.

Мы ждали их, впадая в отчаяние и вновь оживая: если мы до сих пор не попались, может счастье улыбнется нам еще несколько дней?

Прошел день, два, а избавление не приходило. На третий день мы окончательно решили: с наступлением ночи начнем пробиваться через немецкие позиции и... будь что будет!