Омар Брэдли - Записки солдата

Освобождение Чехословакии входило в задачи Красной Армии. Мы не должны были продвигаться дальше Пльзеня, города, расположенного на удалении нескольких километров от границы (схема 54). Паттон возражал против этой остановки, доказывая, что он может дойти до Праги. Действительно, если бы главное командование союзников отменило свой приказ, он, по всей вероятности, через 24 часа оказался бы на Венцель-Сквере. Но когда Эйзенхауэр сообщил советскому командованию, что наши войска двинутся на Прагу, "если этого потребует обстановка", оно ответило, что мы "не должны продвигаться дальше линии Ческе-Будеёвице - Пльзень - Карловы В ары".

Вскоре после того, как мы встретились с советскими войсками в Торгау, маршал Конев пригласил офицеров оперативной группы моего штаба и штаба 9-й воздушной армии на банкет на командный пункт Украинского фронта на восточном берегу Эльбы. На этой первой товарищеской встрече со своими западными союзниками советские офицеры приветствовали нас шумно и весело. Это был недолгий прилив добрых чувств, который продолжался до тех пор, пока Кремль резко не оборвал все связи с Западом. Русские банкеты на Эльбе начались со штабов дивизий, и, по мере того как этот обычай распространялся, штабы соединений и объединений пытались перещеголять друг друга в обилии закусок и напитков.

Русская водка и бесконечные тосты за победу уже свалили с ног офицеров нескольких штабов. Этой участи не избежали и некоторые офицеры штаба 1-й армии. Поэтому я подготовился к банкету 5 мая, проглотив за завтраком как можно больше бутербродов с маслом и опорожнив баночку сгущенного молока. Перед отъездом на банкет Дадли вручил каждому из нас небольшой флакон минерального масла.

- Проглотите это по дороге, - сказал он, - и вы сможете пить все, что вам нальют.

Был пасмурный сырой день, когда мы въехали на разбитый аэродром около Фрицлара, откуда должны были вылететь в Лейпциг на двух самолетах "С-47".

Мне не хотелось ехать, и пасмурная погода усугубляла мое плохое расположение духа. Ванденберг хмуро посмотрел на небо.

- Как Лейпциг? - спросил он у летчика.

- Почти сплошная облачность, сэр.

- Что вы сделаете, если не сможете пробиться?

- Мы повернем и полетим в Париж.

- Какого черта! Если мы можем использовать Париж как запасной аэродром, то мы можем полететь и к русским, - сказал я. - Я не хочу все это опять начинать сначала.

- Вы рассуждаете совсем как солдат, - улыбнулся Ванденберг. - Он слишком глуп для того, чтобы понять, когда опасно подниматься в воздух.

Коллинс встретил нас в Лейпциге и сопровождал в поездке по нашему коридору в Торгау. Он уже проделал этот путь неделю тому назад. Когда он подъехал к советским линиям, его спросили, не возражает ли он против встречи с командиром советской дивизии.

- Конечно, нет, - ответил Коллинс и свернул в сторону позиций советской дивизии.

Командир дивизии рассыпался в извинениях.

- Разрешите задать вам вопрос? - сказал он.

- Пожалуйста, - ответил Коллинс.

- Не окапываются ли ваши солдаты напротив нас?

- Окапываются? - Коллинс был удивлен. - Конечно, нет. Помимо всего прочего, мы с вами союзники, не так ли?

Советский командир вызвал штабного офицера.

- Отмените приказ окапываться, - сказал он. - Мы останемся там, где остановились.

В разрушенном городе Торгау на берегу Эльбы нас ждало несколько советских офицеров, которые должны были проводить нас к Коневу. Разрушенный бомбами железнодорожный мост упал в воду, и через реку был переброшен временный мост. Возчики подвозили бревна из ближайшего леса для ремонта полотна железнодорожного моста. Посредине реки пыхтел копер довольно примитивной конструкции. За исключением парового двигателя на этом копре, ничего не изменилось в русских методах наведения мостов с тех времен, когда почти 200 лет тому назад Петр I сосредоточил в районе Торгау свои армии, готовясь выступить вместе с австрийцами против Фридриха Великого{60}.

На правом берегу Эльбы через дорогу были вывешены красные полотнища с приветственными лозунгами. Здание около дороги было украшено огромными портретами Рузвельта, Черчилля и Сталина. В городках и деревушках, через которые мы проезжали, каким-то таинственным образом исчезли все немцы, и только один раз на протяжении 32-километрового пути чье-то испуганное лицо выглянуло из прикрытого ставнями окна. Русские солдаты в загрязненном обмундировании с любопытством разглядывали американские машины, промчавшиеся мимо их биваков. На перекрестках коренастые русские девушки в сапогах и юбках пропускали наши машины, подавая сигналы четко отработанными движениями рук, напоминавшими сигналы английских военных полицейских.

Нам встретилась колонна советских войск, направлявшаяся к Эльбе. Командир колонны ехал в закрытой повозке и правил упряжкой через черную занавеску, подобную тем, какие я видел на повозках еще мальчиком в Миссури. За ним тянулись подводы с солдатами и вооружением. То там, то здесь среди спящих солдат виднелась женская голова в платке.

Конев вместе со своим штабом встретил нас у ворот довольно мрачной виллы, в которой разместился его командный пункт. Это был человек могучего телосложения с огромной лысой головой. Сначала советский маршал провел меня в свой кабинет, где я и имел с ним непродолжительную деловую беседу с помощью переводчиков. Я вручил ему карту, заготовленную на этот случай, на которую были нанесены все американские дивизии, стоявшие перед войсками 1-го Украинского фронта. Маршал приподнялся от удивления, но не решился показать мне диспозицию своих войск. Если бы он даже и захотел сделать это, он, по всей вероятности, должен был бы предварительно запросить разрешение Кремля. Американские лейтенанты на Эльбе пользовались большими правами, чем советские командиры дивизий.

Показав на карте, которую он получил от меня, на Чехословакию, Конев спросил, как далеко мы намерены продвинуться. Он нахмурился, слушая, как переводчик переводит его вопрос.

- Только до Пльзеня, - ответил я. - Смотрите, здесь эта линия нанесена. Мы должны выйти к ней, чтобы обеспечить свой фланг на Дунае.

Конев едва заметно улыбнулся. Он надеялся, что мы не пойдем дальше.

На столе в изобилии были свежая икра, телятина, говядина, огурцы, черный хлеб и масло. Центр стола был уставлен бутылками с вином. Графины с водкой стояли повсюду, и тосты начались сразу же, как только мы уселись за стол. Конев встал и поднял свой бокал.

- За Сталина, Черчилля и Рузвельта! - провозгласил он тост, не зная еще, что Трумэн сменил Рузвельта на посту президента США.

Усевшись, Конев взял небольшой бокал и наполнил его не водкой, а белым вином.

- У маршала желудочное заболевание, - объяснил его переводчик. - Он уже не может пить водку.