Роберт Иванов - Генерал в Белом доме

С фронтов поступали угрожающие сводки. На огромном фронте в России, где были сосредоточены главные силы фашистской Германии и ее союзников, шли тяжелейшие кровопролитные бои. Япония развертывала успешные наступательные операции на Тихом океане. Немецкие подводные лодки наносили значительный ущерб американскому флоту в Атлантике. А в это время Черчилль настойчиво сражался за свой вариант операций в Европе. Премьер-министр Великобритании, не возражая (опять-таки «в принципе») против нанесения удара через Ла-Манш, решительно требовал, чтобы западные союзники в первую очередь нанесли удары в Северной Африке и через «мягкое подбрюшье Европы», с юга Европейского континента, в направлении на Балканы.

Трудно согласиться с широко распространенной в западной историографии точкой зрения, которая полностью разделяется и в мемуарах Эйзенхауэра, что США упорно сопротивлялись, но не могли противостоять силе и энергии Черчилля.

По отношению к США Англия и в то время была младшим партнером, который всегда знает свое место. Суть проблемы сводилась к тому, что политическая инициатива в этом вопросе, бесспорно, принадлежала Черчиллю, но его точка зрения не получила какого-либо серьезного противодействия со стороны руководителей США.

В данной позиции Черчилля сказывалась определенная инерция политика периода Первой мировой войны, когда он вынашивал аналогичные планы, но решающую роль играли соображения политического порядка. В Северной Африке Англия имела важные колониальные интересы, осуществлению которых она и стремилась подчинить военно-политические усилия союзников. Открыто политические цели преследовал Черчилль и в районе «мягкого подбрюшья Европы». По старой традиции английские лидеры не спешили брать на себя основное бремя осуществления тяжелых и кровопролитных военных операций, стараясь, между тем, быть первыми всюду, где приходило время пожинать плоды общих побед. Антисоветская направленность балканского варианта политики Черчилля была очевидна. Цель удара в этом направлении заключалась в том, чтобы помешать советским Вооруженным Силам выполнить их освободительную миссию на Балканах. Расчет строился на том, что западные союзники первыми придут в этот район.

Один из ведущих американских дипломатов, У. Буллит, 10 августа 1943 г. в меморандуме на имя президента Рузвельта писал: «Наши политические цели требуют присутствия британских и американских сил на Балканах, в Восточной и Центральной Европе… Первая задача этих сил будет состоять в том, чтобы нанести поражение гитлеровской Германии, вторая – создать преграды на пути продвижения Красной Армии в Европу» [138]. Английская позиция стала особенно очевидной в ходе англоамериканских переговоров, которые в апреле 1942 г. вели в Лондоне Маршалл и Гопкинс. Их результат носил на себе отпечаток компромисса далеко не принципиального характера. Американская сторона не могла добиться в Лондоне ничего, кроме согласия «в принципе» на необходимость нанести главный удар в Европе.

В беседах с Маршаллом после его возвращения в Вашингтон Эйзенхауэр заявил: «Все, что будет делаться в районе Средиземноморья или еще где-либо, явится только прелюдией к наступлению на западе». Открытие второго фронта в Европе в тот период было важнейшим вопросом Второй мировой войны с учетом необходимости скорейшего разгрома держав «оси» и выполнения Англией и США своих союзнических обязательств перед СССР. 26 мая 1942 г. в Лондон прибыли руководители американских военно-воздушных и военно-морских сил. В составе этой группы находился и генерал-майор Дуайт Эйзенхауэр, «танковый эксперт», как говорилось в газетных сообщениях [139].

На берегах Темзы шел разговор о детализации военных планов западных союзников. Эйзенхауэр, исходя из военных соображений, был сторонником открытия второго фронта в Европе, имея в виду операции по форсированию Ла-Манша и высадке во Франции. Когда 3 июня 1942 г. американская военная делегация вернулась в Вашингтон, Маршалл поручил ему разработать проект директив по осуществлению этой принципиально важной операции Второй мировой войны.

8 июня 1942 г. он представил соответствующий документ на рассмотрение своего начальника [140]. Еще раньше Маршалл запросил мнение Эйзенхауэра о том, кого из американских генералов он мог бы предложить на пост командующего Европейским театром военных действий, Эйзенхауэр назвал кандидатуру генерала ВВС Д. Макнарнея. «Вместо этого, – вспоминал Дуайт, – Маршалл направил в Лондон командовать Европейским театром военных действий меня. Это по-настоящему приблизило меня к войне. Кабинетная работа в Вашингтоне осталась позади» [141]. Предложение Маршалла было для Эйзенхауэра полной неожиданностью. Он не переоценивал своих возможностей, ведь, когда он впервые прибыл в Вашингтон, пределом его надежд было получить командование дивизией.

Времени на раздумья и укомплектование своего штаба в Лондоне новому командующему было дано немного. Разговор с Маршаллом состоялся 15 июня. В тот же день Айк сообщил своему начальнику, что он вылетает в Англию 22 июня.

Какими соображениями руководствовался Маршалл, назначая Эйзенхауэра на столь ответственный пост? Бесспорно, в первую очередь чисто деловыми. Совместная работа убедила его в том, что это достаточно компетентный военный руководитель. Немаловажную роль сыграли и личные качества Эйзенхауэра: спокойный, уравновешенный, располагающий к себе генерал был подходящей кандидатурой для решения сложных дипломатических проблем, которые неизбежно должны были возникнуть во взаимоотношениях между американским и английским генералитетами. Ведь военная интеграция таких масштабов, когда вооруженные силы великой державы должны были перейти, по существу, под полное командование иностранного военачальника, – случай чрезвычайный.

При решении вопроса о выборе главнокомандующего в Европе Рузвельт и Маршалл запросили мнение английских коллег о нескольких кандидатах на эту важную должность. Англичане ответили, что Эйзенхауэр является самым подходящим лицом и что с ним легко будет «кооперироваться». Рузвельт и Маршалл учитывали, что проблемы взаимодействия действительно будут иметь исключительно большое значение [142]. Так была решена судьба Эйзенхауэра.

Маршалл и Эйзенхауэр имели во многом близкие взгляды на стратегические проблемы войны. Однако сходство этих двух натур на этом кончалось. Маршалл, например, был суховат и не отличался большим чувством юмора. Его контакты с Дуайтом никогда не выходили за те рамки, которые устанавливает военная субординация для начальника и подчиненного. Показательно, что Маршалл никогда не называл своего более молодого коллегу Айком, как это обычно делало подавляющее большинство американцев; Эйзенхауэр при обращении к своему шефу всегда говорил «сэр», подчеркивая тем самым и уважение к своему патрону, и служебную дистанцию, которая их разделяла. «Посылая его в Англию в 1942 г., Маршалл не ожидал, что Эйзенхауэр останется на этом командном посту до безоговорочной капитуляции Германии» [143].