Николай Иванов - Кремлевское дело

Взялись было за жалобы на произвол следствия, поступившие от обвиняемых и их взяткодателей, родственников и хранителей ценностей. Оказалось, что даже поверхностный анализ этих как под копирку составленных посланий показывал, что все они хлынули из Узбекистана лишь после создания комиссии ЦК КПСС во главе с Пуго. Никакого доверия эта инспирированная акция, естественно, не вызывала. Наоборот, выводы напрашивались прямо противоположные.

Заслушивали на заседании комиссии Генерального прокурора Сухарева и его первого заместителя Васильева и, как ни бились, не могли получить от них вразумительного ответа на один очень важный вопрос: почему не был составлен акт приёма-передачи дела от Гдляна вновь назначенному руководителю следственной группы Галкину.

Тут надо напомнить, что в начале мая 1989 года материалы дела были захвачены у нас насильно. А ведь этих документов было более тысячи томов, У нас в подотчёте находилось множество вещественных доказательств, крупные ценности, исчисляемые десятками миллионов рублей. Любой табунщик знает, что если не пересчитал стадо, не составил документ, подписанный прежним пастухом, то за любую недостачу будет отвечать он и только он. Неужели понятные пастуху прописные истины были недоступны Сухареву и его подчинённым? Отнюдь. Они всё прекрасно понимали. Но им очень не хотелось, чтобы такая опись материалов составлялась. Её отсутствие развязывало руки Сухареву и компании. И своего они добились: одни документы уничтожались, другие прятались по сейфам, некоторые частично использовались. В такой ситуации очень легко объявлялись недоказанными сотни эпизодов, прежде не вызывающие сомнений, исчезали изобличительные показания на московских мздоимцев, а пресловутое «дело следователей» можно было шить играючи.

Поскольку Генпрок игнорировал наши требования, мы неоднократно в письменном виде информировали об этом комиссию, настаивая на составлении описи всех материалов дела. Некоторые депутаты просто недоумевали, почему так упорствует Сухарев, что мешает ему пойти на этот шаг – хоть и через два месяца? А если завтра обнаружится пропажа ценностей или каких-либо документов, кто будет отвечать? Но Генеральный прокурор был твёрд, как скала. Впрочем, очень скоро даже самые наивные в комиссии поняли, где зарыта собака.

Наиболее ярко высветилась Сухаревская позиция после изучения прекращённого дела Смирнова. Полтора месяца Струков и Александрин штудировали следственные документы. Смирнова «отмазывали» столь поспешно, дело ломали столь примитивно и грубо, настолько всё было шито белыми нитками, что не могло не вызывать чувства возмущения даже у тех членов комиссии, которые не испытывали к нам никакого расположения. Вывод комиссия сделала категоричный: дело Смирнова прекращено незаконно, необоснованно и должно быть возобновлено его дальнейшее расследование.

Наша позиция, которую мы упорно отстаивали в комиссии, была такова. Кремлёвская верхушка признала политической ошибкой прежнюю кампанию против региональных мафиозных кланов и свернула борьбу с коррупцией во властных структурах. Все крупные расследования в стране локализованы либо свёрнуты. Расследуемое нами уголовное дело осталось единственным исключением, и его давно постигла бы та же судьба, что и других, если бы не широкая общественная поддержка снизу. А поскольку угроза разоблачений для высшей элиты становится всё более реальной, на непокорную следственную группу бросили всю мощь репрессивного аппарата: Прокуратуру, Верховный суд, КГБ, МВД, организовали шельмование в средствах массовой информации. Посмотрите, убеждали мы членов комиссии, как всё это происходило поэтапно. Сначала нас отстранили от руководства группой, передав дело послушному Галкину без оформления акта приёма-передачи материалов. Все подследственные прошли обработку в КГБ, где им помогли «вспомнить», что они никогда никаких взяток не брали и не давали, после чего было заявлено: никаких подозрений по части коррумпированности высшего эшелона партийно-государственной власти не было и нет. А чтобы не оставалось сомнений, 22 мая реабилитировали Смирнова – на тот момент единственного работника ЦК КПСС, которого нам удалось привлечь к уголовной ответственности. Далее разогнали костяк следственной группы и освободили из под стражи Осетрова, Орлова, Умарова, Раджабова, Джаббарова и других обвиняемых из числа Делегатов XIX партконференции, или лиц, когда-либо работавших в ЦК КПСС. И, наконец, доказывается, что никакой мафии в Узбекистане не было и нет. С этой целью дело раздробили на части, в результате чего целостная мафиозная паутина предстала в виде «отдельных негативных явлений». Продолжается реабилитация некоторых партийных боссов, остальным объёмы обвинения искусственно сокращаются в десятки раз.

Если прежде весь этот правовой беспредел творился под прикрытием комиссии ЦК и Президиума Верховного Совета СССР, то разгром дела сегодня завершается уже за ширмой съездовской комиссии. Неужели вы не видите, вопрошали мы членов комиссии, что происходит за вашей спиной? Что на месте дела о коррупции в высших эшелонах власти, как после пожарища, остаются одни головёшки? С другой стороны, неужели не очевидна незаконность «дела следователей»? Разве требуется юридическое образование для понимания того, что один из участников обоюдной драки не может вести следствие в отношении другого? Допустим, что деятельность следственной группы была «преступной». В таком случае не являются ли Генеральный прокурор и его команда соучастниками преступления – ведь с их санкции и под их руководством расследовалось дело, интерпретируемое ныне как сплошное «нарушение законности»?

Отмахнуться от множества подобных вопросов было уже невозможно, недовольство стали проявлять даже привыкшие стоять навытяжку члены комиссии.

Скандал разыгрался после того, как на заседании комиссии в конце июля 1989 года заслушали первого заместителя Генерального прокурора Васильева. После того, как с ним попрощались, давно назревавшее недовольство выплеснулось наружу. «Он не ответил ни на один вопрос, прокуратура просто издевается над нами»,– возмущался один. «Прокуратура делает из комиссии пособников своих неправомерных действий», – горячился другой. «Мы все становимся преступниками, раз не пресекаем этот произвол. А потом недоумеваем, почему идут забастовки, негодует общественность на митингах», – кипятился третий. Напрасно Рой Медведев пытался утихомирить разгневанных депутатов, зачитывая подготовленный им проект сообщения в газету «Известия» о том, что комиссия что-то уже сделала, что-то ещё собирается предпринять. Но председателя уже не хотели слушать. Комиссия решила незамедлительно поставить перед Верховным Советом три вопроса: об отстранении Сухарева от надзора за делом; о необходимости прекращения либо приостановления «дела следователей»; о возобновлении следствия по делу Смирнова. С сообщением поручили выступить Бичкаускасу.