Юрий Емельянов - Сталин. На вершине власти

Известно, что Сталин был всегда готов к дискуссиям, в том числе и острым, и был готов уступать, если ему предлагали веские аргументы. Однако очевидно, что никакой дискуссии по его работе не состоялось. Как и любой автор, Сталин более был бы обижен не отрицательными отзывами, а безразличием к его произведению. А, это безразличие он видел и в уклончивых замечаниях Молотова, и в молчании Микояна (которого он затем безуспешно пытался спровоцировать на дискуссию), и в пустых комплиментах остальных членов Политбюро. Однако помимо уязвленного авторского самолюбия, Сталин скорее всего увидел в такой реакции на его труд позицию практиков, которые были заняты решением острых и конкретных вопросов хозяйства, обороны, безопасности, внутренней и внешней политики, но уже давно воспринимали теоретические сочинения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина как набор обязательных, но не относящихся к делу ритуальных формул. А ведь еще в «Основах ленинизма» Сталин предупреждал, что «узкий практицизм и беспринципное делячество» в конечном счете могут привести «некоторых «большевиков» к перерождению и к отходу их от дела революции». Отрицание ведущей роли теории в революции Сталину всегда представлялось столь же гибельным для судеб партии, как и ее отрыв от масс. Еще в своей работе «Коротко о партийных разногласиях» он писал о теории как о компасе, без которого немыслимо движение пролетариата вперед.

Разумеется как государственный деятель Сталин занимался главным образом практическими вопросами и крайне редко вопросами теории. Более того, жизнь заставляла его не раз пересматривать оторванные от жизни теоретические положения марксизма. И в то же время изначально Сталин поверил в марксизм, как только увидел в нем научную теорию, с помощью которой можно было наиболее верно объяснить общество и преобразовать его наилучшим образом. Сталин был убежден, что партия пришла к власти лишь благодаря научно обоснованному объяснению общественных процессов. Марксистский идеал общественного устройства служил знаменем для пролетариата России и привел к победе пролетарскую партию. Хотя в своей работе Сталин исходил из теоретического идеала социализма и коммунизма, из теоретически идеального противопоставления социализма капитализму, он считал, что лишь такие идеальные модели способны объяснить общественное развитие.

Кроме того, весь политический опыт Сталина убеждал его в том, что теоретическая формула, превращенная в лозунг для масс, способна мобилизовать их на движение вперед, невзирая на реальные практические трудности. Победа большевиков в 1917 году и в Гражданской войне была обоснована теоретическим положением Ленина о возможности такого успеха в России, хотя реальное положение дел свидетельствовало о невозможности большевиков удержаться у власти. Превращение СССР в мощную индустриальную державу за 13 лет ускоренного развития и победа в Великой Отечественной войне были обоснованы теоретическим положением Сталина о возможности построения социализма в одной стране, хотя реальные факты, казалось бы, свидетельствовали против того, что СССР сможет добиться грандиозных успехов в экономическом строительстве и одержать военную победу над Германией и ее союзниками чуть ли не в одиночку. Очевидно, что теперь Сталин считал, что в условиях явного перевеса экономического и военного потенциала капиталистических стран над нашей страной, следует опереться на теоретическую формулу, которая бы обосновала изначальные преимущества советского строя. Противопоставление основного закона социализма основному закону капитализма могло вдохновлять советских людей на дальнейшее движение вперед в хозяйственном, социальном и культурном развитии.

В пренебрежении же к поиску объективных закономерностей, скрытых за практикой общественных явлений, в невнимании к теории, к идеалам социализма и коммунизма Сталин видел большую опасность для судеб партии. Руководители, умело решавшие текущие практические задачи, могли, с его точки зрения, оказаться неспособными увидеть далекую перспективу развития страны и уверенно повести ее вперед. Они могли испугаться реальных трудностей, как в прошлом их испугались его политические противники в партии. Они могли преувеличивать роль тех механизмов в хозяйстве, которые сохранились от капитализма, и пренебречь развитием новых отношений, присущих социалистическому строю. Пренебрежение таких руководителей к идеалу социализма могло привести и к утрате их связи с народными массами, которые самоотверженно трудились, вдохновляемые верой в построение социализма и коммунизма.

Недовольство Сталина молчанием ряда членов Политбюро проявилось в его неожиданном предложении не включать в президиум XIX съезда партии «Микояна и Андреева, как неактивных членов Политбюро». Поскольку А.А. Андреев к этому времени страдал от резкого ухудшения зрения и часто болел, замечание по этому члену Политбюро было принято. Однако, по словам Микояна, предложение исключить Микояна как «неактивного» «вызвало смех членов Политбюро, которые восприняли замечание Сталина как обычную шутку: Сталин иногда позволял себе добродушно пошутить. Я тоже подумал, что это шутка. Но смех и отношение членов Политбюро к «шутке» Сталина вызвали его раздражение. «Я не шучу, – сказал Сталин жестко, – а предлагаю серьезно». Смех сразу прекратился. Я тоже ни слова не сказал, хотя было ясно, что слово «неактивный» ко мне совсем не подходило, потому что все знали, что я не просто активный, а наиболее активный из всех членов Политбюро… Я был ошарашен, все думал о предложении Сталина, чем оно вызвано, и пришел к выводу, что это произошло непосредственно под влиянием моего несогласия с его утверждением в книге по поводу перехода к продуктообмену». В то же время Сталин предложил Микояну выступить на съезде в прениях по отчетному докладу.

Однако Микоян увидел в этом предложении подвох, считая, что «Сталин хотел испытать» его, а потому произнес на XIX съезде речь, в которой восхвалял «Экономические проблемы социализма в СССР» как выдающийся вклад в марксистско-ленинскую теорию В своих мемуарах Микоян признавал: «Мое выступление было дипломатическим ходом: не расходиться с руководством партии, с Политбюро, которое одобрило эту книгу».

Очевидно, что после бесед с членами Политбюро по поводу «Экономических проблем» Сталин решил поставить теоретические вопросы, поднятые в его брошюре, в центр внимания XIX съезда. Как отмечал Микоян, в первоначальном варианте отчетного доклада ЦК на съезде ни слова не говорилось о брошюре Сталина. В таком варианте доклад был принят на Политбюро. (Микоян вспоминал: «Сталин, вопреки нашим настояниям отказался делать политический отчет на съезде. Он поручил это сделать Маленкову, против чего я категорически возражал».) Однако после дискуссии на сталинской даче членам Политбюро был представлен новый вариант доклада, в котором многократно восхвалялись различные положения брошюры Сталина.