Кузьма Белоконь - В пылающем небе

…Взвилась зеленая ракета и, прочертив в воздухе крутую траекторию, сгорела, не долетев до земли. Могучий рев содрогал аэродром. После взлета эскадрилья быстро приняла боевой порядок и взяла курс на запад. Видимость была, как говорят летчики, «миллион на миллион». Далеко вокруг на дорогах густыми облаками стояла пыль от идущих фашистских танков и машин.

Я шел замыкающим третьего звена. В поле моего зрения одиннадцать самолетов, которые то слегка приподнимались, то опускались. Скоро цель!

– Смотри за задней полусферой, – стараясь быть как можно спокойнее, передаю приказание своему штурману, а сам напряженно вглядываюсь в темно-голубую даль и в то же время держу в поле зрения впереди идущие самолеты, чтобы не нарушить боевого порядка.

– Сзади самолеты противника! – слышу в наушниках голос штурмана и тут же вижу, как от всех наших самолетов протянулись в противоположную сторону огненные струи – штурманы начали стрелять по приближающимся фашистским истребителям.

Вдруг в нашей группе крайний слева самолет, задрав нос, круто полез вверх. На какое-то мгновение он замер, затем вздрогнул и стал падать. Сначала на хвост, а потом беспорядочно быстро понесся к земле. Столб черного дыма и пламени…

До боли сжалось сердце…

По дороге на большой скорости плотно шли немецкие танки. Их много, очень много. По параллельной дороге – множество крытых и бортовых машин. А шестерка фашистских «мессершмиттов» продолжает атаковать. Огненные пушечные трассы проносятся совсем рядом с нашими самолетами, а навстречу вражеским истребителям устремляются тоненькие красные пунктиры от ШКАСов.

Когда от самолетов отделились первые бомбы, трасса вражеского истребителя прошила крайний самолет ведущего звена. Он резко накренился влево и, круто снижаясь, с разворотом отошел от группы, оставляя за собой черный шлейф. Вслед за первым звеном сбросили бомбы самолеты второго звена, внизу вспыхнули два очага пламени. Взрывы бомб, горящие машины – все смешалось на дороге.

От чьей-то пулеметной очереди, объятый пламенем, пошел к земле фашистский истребитель. Остальные «мессеры» отошли в сторону, но перед нами вдруг появилось на чистом фоне неба множество небольших облачков. Их становилось все больше. Пикируя, мы начали расстреливать вражескую колонну, и, когда снизились до шестисот метров, я увидел в стороне от дороги, над небольшим кустарником, яркие вспышки. Только теперь я понял, почему «мессеры» отошли в сторону. Они не испугались, просто не хотели мешать своей зенитной артиллерии.

Неожиданно мой самолет качнуло вправо. Я рванул ручку влево, но самолет вошел в крутую спираль: левое крыло было пробито прямым попаданием зенитного снаряда. Ценой больших усилий удалось выйти из спирали. На какой-то миг наш боевой порядок рассыпался: самолеты товарищей были сверху и снизу, справа и слева. Но тут же эскадрилья снова собралась и, оставив на дороге пылающие фашистские танки и автомашины, повернула на свой аэродром. Зияющая дыра в крыле давала себя знать: самолет «зарывался», его сильно разворачивало влево. С большим трудом удалось посадить его на аэродроме.

Так закончился первый боевой день.

Вечером командир полка подвел итоги. Он сказал, что напряженная учеба в мирные дни дала свои результаты: уничтожено много гитлеровской техники и живой силы. Но было очевидным и то, что эти успехи достигались дорогой ценой: не вернулись с боевого задания шесть экипажей – двенадцать наших товарищей! Уже первый день показал, что основной опасностью для Су-2 будут немецкие истребители, ведь наши самолеты летали без сопровождения, но почему – мы пока не знали. Уже в сумерках летный состав разошелся по самолетным стоянкам на отдых.

Инженер полка тоже подытожил день работы технического состава, а в конце сказал:

– Поврежденных самолетов много, но к утру все они должны быть готовы к вылету. Поэтому вам придется сегодня не поспать.

Это была первая бессонная ночь технического состава. Никто даже представить не мог, сколько их будет впереди, этих бессонных, порой до предела напряженных и тревожных ночей.

Стремясь во что бы то ни стало захватить столицу Украины, гитлеровцы рвались на восток. Сотни танков, орудий, автомашин, тысячи фашистских солдат, в воздухе сотни самолетов – вся эта чудовищная лавина с каждым днем приближалась к Киеву, оставляя за собой разрушенные города, выжженные села.

Наблюдая за длинными вражескими колоннами, за темпом их продвижения на восток, мы в глубине души задавали себе один и тот же вопрос: «Почему мы отступаем?» Но ответа пока не находили.

Третьего июля по радио выступил И. В. Сталин и стало ясно, что над нашей Родиной нависла смертельная опасность, что враг силен и жесток, что нам придется вести длительные и тяжелые бои. И мы поняли, что для победы потребуется напряжение всех сил советского народа.

Этот день для полка был очень тяжелый. Десять немецких истребителей, как стая коршунов, произвели налет на наш аэродром. Они смогли уничтожить только один Су-2, но по аэродрому разбросали много «лягушек» – небольших осколочных бомб замедленного действия, на которых подорвались четверо из технического состава. Вечером мы их похоронили на окраине аэродрома. Не вернулся с задания и наш командир майор Колокольчиков со штурманом.

В середине июля полк перебазировался на аэродром Чернигов. Город подвергался непрерывным налетам вражеской авиации. У нас осталось четыре исправных самолета, да и летчиков было уже немного. В это время поступил приказ – часть людей отправить в другие полки. Федор Громов, Иван Колобков и я были откомандированы вместе. Ни я, ни мои друзья не могли знать, что уже никогда не увидим никого из тех, с кем встретили врага в первые дни войны.

На другой день к полудню мы прибыли на аэродром Ичня, в 136-й ближнебомбардировочный полк. После нашего доклада командир полка подполковник Е. Е. Натальченко коротко спросил:

– На чем летали?

– На Су-два, товарищ подполковник. – Мы ждали, что он скажет.

– У нас нет Су-два. Придется переучиваться. В полку есть три самолета Пе-два и десятка полтора Р-пять, на которых летаем ночью. Кто из вас летал ночью?

Никто из нас ночью не летал.

В это время к нам подошел высокий загорелый летчик.

– Ну вот, комиссар, прибыло пополнение. Придется тебе заняться ими, – сказал подполковник Натальченко.

– На «пешках» [4]есть желание летать? – спросил глухим голосом комиссар Казявин. Он говорил медленно, был нетороплив в движениях.

Мы все хотели летать на этом самолете, ибо хорошо знали, что Пе-2 – замечательный бомбардировщик…

Вскоре мы убедились, что комиссар Анатолий Алексеевич Казявин был человеком доброй души, чуткого сердца и настоящим воздушным бойцом. Когда надо было получить важнейшие сведения о противнике, на разведку летел Казявин. Зорок был во всем. Он первый замечал затосковавшего товарища и всегда находил время поговорить с ним, а если надо, то помочь поднять настроение.