Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность

Из этого следовал другой вывод: «Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное государство в длительную социалистическую диктатуру.В этом нельзя сомневаться ни одной минуты. Но, с другой стороны, нельзя сомневаться и в том, что социалистическая революция на Западе позволит нам непосредственно и прямо превратить временное господство рабочего класса в социалистическую диктатуру». Троцкий утверждал, что рабочему классу России «ничего другого не остается, как связать судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе».

Эти мысли, в том числе и те, что были выделены жирным шрифтом в его брошюре, стали краеугольным положением в идейно-политическом арсенале Троцкого. На практике это означало подчинение интересов революции в России тем задачам, которые ставили перед собой руководители социал-демократических партий Западной Европы.

Как показала история, социал-демократия, после прихода к власти во многих западноевропейских странах после 1918 года, даже не попыталась строить социализм, а ограничилась проведением ряда социальных реформ при сохранении и укреплении капиталистических порядков. Поэтому привязывание «социалистической диктатуры» России к политике социал-демократических партий Западной Европы означало бы использование потенциала нашей страны для поддержания западноевропейской буржуазии, с которой был теснейшим образом связан Парвус.

Вооружив Троцкого своими теоретическими установками, Парвус получил надежного проводника своих идей, готового превратить российскую революцию в важный этап на пути создания капиталистических Соединенных Штатов Европы.

Одновременно Парвус старался подготовить Троцкого как вождя всероссийского революционного восстания. Плодом занятий в Мюнхене стала брошюра Троцкого, в которой был изложен план революционного восстания. В нем Троцкий писал: «Отрывайте рабочих от машин и мастерских; выводите их через проходные ворота на улицу; направляйте их на соседние фабрики, объявляйте там стачку и ведите новые массы на улицу. Так, передвигаясь от фабрики к фабрике, от мастерской к мастерской, нарастая и сметая полицейские препятствия, выступая с речами и привлекая внимание прохожих, захватывая группы, которые идут в другую сторону, заполняя улицы, занимая первые попавшиеся здания, используя их для непрерывных революционных митингов с постоянно сменяемой аудиторией, вы внесете порядок в движение масс, поднимете их уверенность, объясните им цель и смысл событий, и таким образом вы превратите город в революционный лагерь – таков в целом план действий».

Дейчер утверждал, что «план действий» Троцкого был оригинален, так как не опирался на какие-либо прецеденты, в этом можно усомниться. Есть сведения, что еще в 1903—1904 годах Троцкий прослушал в Париже цикл лекций профессора и масона Олара об истории французской революции и методике революционной борьбы. Скорее всего, эти лекции во многом повлияли на «план действия» Троцкого.

Неправ был Дейчер и утверждая, будто к началу XX века мир еще не знал городских восстаний с участием фабричных рабочих. Такой опыт имелся не только во Франции, известной своими революционными традициями, в том числе и восстаниями городских рабочих (достаточно вспомнить восстания лионских рабочих 1831 и 1834 годов, восстания парижских рабочих в июне 1848 года и в дни Парижской коммуны 1871 года).

Чарлз Диккенс не разделял восторга перед восстаниями городских рабочих. Описание организованного масонами лондонского восстания 1780 года в его романе «Барнаби Радж» во многих чертах напоминало «план действия» Троцкого. Восстанию предшествовала активная планомерная агитация. Затем «бунтовщики… группами разбегались по различным кварталам города, …и такие банды по дороге обрастали людьми, как река стремящаяся к морю. Все новые вожаки появлялись, как только в них возникала надобность, исчезали, когда становились ненужны, и в критический момент снова вырастали как из-под земли. Вспышки принимали различный характер в зависимости от обстановки. Мирные рабочие люди, возвращавшиеся домой после трудового дня, бросали свои сумки с инструментами и в один миг становились бунтовщиками. К ним присоединялись и мальчишки-посыльные. Словно какая-то эпидемия охватила весь город. Возбуждение, шум, стремительное движение имели для сотен людей притягательную силу, перед которой они не могли устоять. Заразительное безумие распространялось, как страшная злокачественная лихорадка. Оно еще не достигло крайних пределов, но каждый час охватывало все новые жертвы, и лондонское общество уже начинало трепетать, наблюдая это буйное сумасшествие».

Создается впечатление, что опыт городских восстаний, давно описанный и хорошо изученный в Западной Европе, Троцкий намеревался применить в России. Главное в его «плане действий» он отводил управлению настроениями возбужденных агитацией масс и превращению их в орудие разрушения строя. Судя по всему, Парвус и Троцкий намеревались находиться близко от пульта управления этими событиями. Однако события в России опередили планы Парвуса и Троцкого.

10 (23) января 1905 года Троцкий прибыл в Женеву для того, чтобы выступить там среди российских эмигрантов. Он знал, что накануне в Санкт-Петербурге собиралась массовая демонстрация, но почему-то решил, что она не состоялась. Когда же он зашел в редакцию «Искры» (к этому времени переместившуюся из Лондона в Женеву), то на его замечание об отмене демонстрации Мартов воскликнул: «Неужели вы не знаете?» – и сунул Троцкому свежие телеграммы. Троцкий вспоминал: «Я пробежал первые десять строк телеграфного отчета о кровавом воскресенье. Глухая и жгучая волна ударила мне в голову».

Вряд ли Троцкий был единственным человеком, который так воспринял известие о начале революционных событий в России. Революция, о возможности которой говорили чуть ли не целое столетие, стала неожиданной даже для тех, кто ее тщательно готовил. С одной стороны, революция была естественным следствием обострившихся противоречий между сохранявшимися помещичье-монархическими порядками и бурно развивавшимися капиталистическими отношениями, между обездоленными и привилегированными классами. С другой стороны, революционной ситуацией воспользовались самые различные политические группировки внутри страны и за ее пределами, нередко враждебные друг другу, а потому готовившие свержение царского строя в тайне и независимо друг от друга.

Еще в ходе «банкетной кампании» против самодержавия выступила либеральная буржуазия России, деловая активность которой сдерживалась тогдашними политическими, экономическими и coциальными порядками. Значительная часть интеллигенции постоянно находилась в оппозиции к самодержавию. Лозунги против самодержавия уже не раз появлялись в ходе демонстраций и забастовок рабочих, находившихся под воздействием политической пропаганды революционных партий (социалисты-революционеры, социал-демократы, анархисты).