Дэвид Вейс - Убийство Моцарта

У городских ворот он опять напомнил, как недолог был путь сюда, и все же отсюда провожающие повернули обратно.

Дебору утомила езда по узким, извилистым и темным улочкам старого города, но за городскими воротами на Ландштрассе начинались пригороды и дышалось намного легче.

Вскоре они подъехали к кладбищу св. Марка, и Эрнест повторил:

– Видите, как близко. Разве не подозрительно, что никто не последовал за катафалком до кладбища? Одни дешевые желтые дроги, деревянный желтый гроб, лошадь, возница и никого позади. Даже собаки. – Голос Эрнеста задрожал.

– Мы доехали сюда за полчаса, – заметил Джэсон.

– И дорога вполне сносная, мощеная.

– Может быть, – предположила Дебора, – смерть Моцарта настолько потрясла его друзей, что у них не хватило сил, чтобы вынести обряд погребения. Поэтому они повернули назад у городских ворот, они знали, что это превыше их возможностей.

Эрнест немедленно разгромил идею и укорил Дебору за недоверие. Как может она сомневаться в его доказательствах? Джэсон молчанием подтверждал согласие с Эрнестом.

Но Дебора столько перестрадала за последние недели, что невольно верила в свое предположение. По дороге на кладбище она непрестанно думала о том, каким предельным напряжением всех сил была их поездка.

Они вышли из кареты у церкви св. Марка, маленькой и невзрачной. Эрнест отыскал смотрителя.

– Моцарт? Я о таком не знаю. Вы говорите, его похоронили на этом кладбище?

К кому бы Эрнест ни обращался, никто не слыхал о Моцарте.

Это заговор молчания, с горечью подумал Джэсон. Он не ожидал, что кладбище окажется таким неприглядным и еще более запущенным, чем церковь. Небольшое и всеми забытое, оно походило скорее на заброшенный пустырь. К кустам, деревьям и зеленым изгородям давным-давно не притрагивалась человеческая рука. Нигде ни цветка, даже на могилах с памятниками. Некоторые памятники упали, другие покосились, ухоженных могил нигде не было видно. Джэсон попытался кое-где разобрать надписи, но буквы стерлись от времени.

– Неужели никто не знает, где его похоронили? – спросила Дебора.

– Ни малейшего представления.

– И никакой могилы?

– Никакой.

– Вы бывали здесь раньше, господин Мюллер?

– И не раз.

Ей казалось, что они бесцельно кружат по кладбищу. Эрнест повел их по дорожке к открытому пространству на вершине холма.

– Там находится общая могила, куда, по предположению, его положили, – пояснил Эрнест.

– Но почему? Ведь он не был нищим.

– Это были третьеразрядные похороны. За восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров. На отдельную могилу не хватило денег, значит, если его похоронили, то похоронили в общей могиле с другими покойниками. Там их могло быть от десяти до ста тел. Тела клали рядами на доски на небольшой глубине.

– И стоило могилу засыпать, – продолжил Джэсон, – как опознать тело уже было невозможно.

– Тлен вступал в свои права. Теперь вы понимаете, как важен факт исчезновения тела для нашего расследования? – сказал Эрнест.

– Может быть, жив могильщик? И его можно отыскать?

– Могильщики часто менялись, получали плату и уходили. Здесь было мало работы. Никто не знает, кто был тогда могильщиком. К тому же, его легко можно было подкупить. Или потом от него избавиться.

– А почему Моцарта похоронили именно на этом кладбище?

– Оно принадлежит приходу св. Стефана.

– И считалось самым бедным? Эрнест кивнул.

– Почему же Констанца не пришла на кладбище? – спросила Дебора.

– Вы спрашиваете почему? Она сказалась больной. Констанца посетила кладбище лишь в 1818 году.

– Отчего же она за столько лет не побывала на кладбище?

– Если бы я только знал, госпожа Отис.

– Может быть, она была в обиде на Моцарта, а мы об этом ничего не знаем. Она могла бы поставить хотя бы крест на том месте, где его похоронили. Простой деревянный крест!

– Констанца считала это обязанностью прихода. Позже, когда ее попрекали за это, она оправдывалась, что заказывала крест. Но на кладбище св. Марка нет креста, поставленного в память Моцарта.

– А вы точно знаете, что общая могила была на этом самом месте? – Помолиться бы за упокой его души, думал Джэсон, но где?

– Лишь приблизительно. Ровное пространство лучше всего подходило для рытья общей могилы. Но точное место не установлено.

Небо нахмурилось, стал накрапывать дождь. Словно в поисках ответа, Джэсон взглянул на небо и повторил:

– Ни надписи, ни знака, ни креста. Чудовищно!

– И тем не менее, так оно и было. Как только тело попадало в общую могилу, его уже нельзя было отличить от других. Выяснение причины смерти становилось невозможным.

– И никакой заупокойной службы у его могилы, – сказал Эрнест. – А ведь он сочинял такие замечательные мессы для других!

– Может, это оттого, что он был масоном? – спросил Джэсон. – Поэтому и креста нет?

– Обычная служба стоила сто гульденов, а с пением – двести.

– А молитвы?

– И их не было. Они стоили двадцать гульденов.

– Пойдемте отсюда, – совсем опечалившись, заторопилась Дебора. – Подумать только, у Моцарта и такая могила!

– Подождите, – попросил Джэсон. Он стоял, безмолвно взывая к Моцарту сквозь пугающую и гнетущую пустоту, к Моцарту, которого упрятали в землю, словно нищего бродягу. Это место стало бесконечно дорогим его сердцу, он запомнит его навсегда.

Эрнест между тем наставлял:

– Прежде всего, надо положить конец подозрениям полиции. Вам необходимо повидаться с Бетховеном, заказать ему ораторию и попытаться войти к нему в доверие, даже начать брать уроки. Это не так-то легко. Встречу с Бетховеном пусть устроит банкир Гроб. Если вы обратитесь к Бетховену через банкира, ни у кого не возникнет подозрений. И переселяйтесь на частную квартиру. А главное, не говорите о Моцарте, говорите о Бетховене.

Джэсон печально смотрел на землю под ногами, и ему казалось, что у него на глазах совершилось убийство:

– Никаких следов. Все исчезло. Все уничтожено.

– Все сгинуло. Уничтожив тело, они думали, что уничтожили самую память о нем, а добились обратного. – Все боятся говорить о Сальери и его болезни, – продолжал Эрнест, – но слухов ходит много. Следует соблюдать осторожность. Вена кишит доносчиками и шпионами.

Небо совсем заволокло тучами, и Дебора сказала:

– Дождь усиливается. Надо торопиться.

– Господин Мюллер, – Джэсон задал вопрос, не дававший ему покоя с тех самых пор, как они покинули Англию, – вы знакомы с кем-нибудь, кто знал Катарину Кавальери?

– Любовницу Сальери? Надо подумать. А зачем это вам?

Джэсон рассказал о письме Кавальери, адресованном Энн Сторейс, где та писала об ужине у Сальери и о том, как ее потрясла внезапная смерть Моцарта.