Дэвид Вейс - Убийство Моцарта

– Но ведь и вы, кажется, не любили отца Моцарта? – заметил Джэсон. – Леопольд был против вашего брака с его сыном и не поощрял ваш талант.

– Я не нуждалась в его помощи. Что бы ни говорил его отец, одно мое слово – и Моцарт женился бы на мне. А Констанца вела себя позорно.

– Госпожа Ланге, вы знали доктора Клоссета?

– Самого великого модника среди венских докторов? Конечно, знала! Правда, никогда не пользовалась его услугами. Больше всего на свете его заботили деньги. Стоило Клоссету пронюхать, что Моцарт обнищал, как он тут же к нему охладел.

– Вы считаете Клоссета виновным в смерти Моцарта?

– И не его одного, а многих других.

– Кого же?

Взволнованная Алоизия умолкла. Сколько непредвиденных событий произошло в жизни! Трагедия Моцарта состояла не в том, что сделали ему люди, размышляла она, а в том, чего они для него не сделали. Ее сердце сжалось от боли. Кто знает, может, одна она искренне была привязана к нему, как она теперь утверждает. Он был таким маленьким и невзрачным, а между тем его музыка стала опорой ее жизни. Пусть в тени Констанцы, но, может, и она останется в памяти людей на правах его первой любви.

– Вам трудно об этом говорить? – спросила Дебора.

– Перед смертью многие покинули Вольфганга, – сказала Алоизия. – Доктора, Констанца, ван Свитен, императорская семья, аристократы, да Понте. Он остался почти в полном одиночестве.

– Даже госпожа Ланге? – осторожно спросила Дебора.

– Даже госпожа Ланге, – прошептала Алоизия, – не проявила к нему заботы. Но мне и в голову не приходило, что такое может случиться. Все произошло так неожиданно, внезапно.

– Вы ни словом не упомянули о Софи, – напомнил Джэсон.

– Софи была с ним, когда он умирал.

– Вам известны симптомы его болезни?

– Софи говорила, что у него были сильные колики, рвота, расстройство желудка и что он весь распух.

– Она не подозревала отравления?

– Не знаю. Софи всегда была не от мира сего, такой и осталась. Мы с ней по-разному смотрим на вещи.

– Ну, а вы не думаете, что он был отравлен? Алоизия подозрительно оглядела Джэсона и со значением произнесла:

– О таких вещах не говорят открыто. Вы случайно не связаны с полицией?

– Нет! – поспешил заверить Джэсон. – Но…

– У вас неприятности? Вы под надзором?

– Ни в коем случае! Просто я хочу знать правду.

– Вы занимаетесь пустым делом. – Алоизия подошла к окну и остановилась, глядя на Зальцах, серебрившийся в предзакатных лучах.

– Скоро, наверное, на той неделе, пойдет снег. Снег все прикроет. Господин Отис, могила Вольфганга – это трясина, которая может вас затянуть.

– Я знаю. Госпожа Ланге, вы были знакомы с Катариной Кавальери?

– И весьма близко. Я пела с ней в «Похищении из сераля», в «Фигаро» и «Дон Жуане».

– Разве не она пела Констанцу в «Похищении из сераля»?

– Я была ее дублершей. Моцарт прочил на эту партию меня, но ему навязали Кавальери.

– Кто – Сальери?

– Моцарт ненавидел Сальери, – с чувством ответила Алоизия.

– У него были на то причины?

– Сальери делал все, чтобы ему навредить.

– Вы не припомните, как он это делал?

– Он приказал назначить Моцарту всего восемьсот гульденов жалованья, когда тот стал придворным капельмейстером. А Глюк получал две тысячи. Самый лучший Способ, чтобы держать Моцарта в нищете. И, видимо, Именно он донес новому императору, что Вольфганг позволял себе неуважительно отзываться о вкусе его величества.

– У вас есть доказательства? – спросила Дебора.

– Император предоставлял самые выгодные заказы Сальери, а не Моцарту.

– Тогда почему Моцарт давал Кавальери роли в своих операх, если она была любовницей Сальери?

– Она была примадонной императорской оперной труппы, а эта труппа пользовалась поддержкой трона. Моцарт не мог отказывать ей в ролях.

– Она была красива? Как и вы? – продолжала расспрашивать Дебора.

– Некоторые, к примеру, Сальери, находили ее красивой, – язвительно произнесла Алоизия. – Он прославился своим пристрастием к дивам, кастраты были ему ни к чему, да и выходили из моды, а Кавальери была полногрудой, полнотелой тевтонской красоткой и исполняла все его прихоти.

Джэсон внезапно спросил:

– А не шпионила ли она для Сальери? Ведь она часто пела в вещах Моцарта?

Алоизия задумалась, подыскивая подтверждение его словам. А Джэсон продолжал:

– Мы узнали, что Сальери и Кавальери ужинали вместе с Моцартом незадолго до его смерти.

– Что же тут удивительного? Я и сама с ними не раз обедала.

– Но на следующий день после ужина у Сальери Моцарт заболел и через две недели скончался. Как раз когда «Волшебная флейта» стала пользоваться огромным успехом. Вы тоже были на том ужине?

– Нет. Я ужинала с Сальери и Кавальери за несколько дней до этого. Они сказали мне тогда, что Моцарт пригласил их на «Волшебную флейту».

– Но если Кавальери шпионила для Сальери, то зачем она написала Энн Сторейс об ужине, и о том, как ее поразила внезапная смерть Моцарта?

Лицо Алоизии опечалилось и она грустно произнесла:

– Возможно, Кавальери и шпионила. Как и я. Сама не подозревая об этом.

– Когда Сальери пригласил меня к себе на ужин, я ничего не подозревала, – начала она рассказ. – Он сказал, что хочет обсудить со мной свою новую оперу, и добавил, что на ужине будет и Кавальери. Это было в ноябре 1791 года; я приехала к нему ровно в шесть. Сальери просил меня не опаздывать, поэтому я хорошо запомнила час. Как обычно, лакей впустил меня, а Сальери уже ждал в своей любимой музыкальной комнате. Я удивилась отсутствию Кавальери, но Сальери пояснил:

«Вы ведь знаете, как она любит опаздывать».

Однако мне показалось, что он сам ей так приказал. Он что-то замышляет, подумала я. Уж не хочет ли отдать обещанную Кавальери роль мне? Я не была поклонницей его музыки, но опере, сочиненной первым императорским капельмейстером, был обеспечен успех при дворе, не то что «Волшебной флейте», которую не замечал сначала двор, а за ним и вся знать. Сальери подвел меня к фортепьяно и показал партитуру.

Голос его звучал вкрадчиво, но я видела, что он чем-то обеспокоен. На нем был дорогой камзол, напудренное и нарумяненное по французской моде лицо было все в глубоких морщинах, а рот нервно подергивался. Усадив меня за фортепьяно, он встал рядом; стоя, я была выше его, а это его раздражало.

«Я счастлив, что вы пришли, госпожа Ланге», – сказал он по-итальянски. Зная, как ему ненавистен немецкий, я отвечала тоже по-итальянски.

«Это вы оказали мне честь, маэстро».

«Вам нравится партитура, госпожа Ланге?» – продолжал он.

«Очень! – воскликнула я, хотя еще не успела ее посмотреть. Но с Сальери всегда следовало быть начеку. – Она приумножит вашу славу. Я с давних пор восхищаюсь вашей музыкой».