Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

Хотя и был создан Командный штаб генерала восточных войск при командующем войсками на Западе, начальник его был так же беспомощен, как и другие. Как мог он «внушить» рассеянным по атлантическому побережью Франции немецким военным учреждениям, что эти «унтерменши» с востока должны сперва освоиться с чуждым, им миром и потому к ним нужен особый подход? «Унтерменши» или «союзники»? Часть русских офицеров и «дабендорфцы» имели дерзость говорить о «союзниках», другие же открыто возмущались новым обманом со стороны немцев.

Очень скоро должно было обнаружиться, что такие военно-политические эксперименты опасны. Повсюду происходили ссоры и недоразумения. К тому же большинство «восточных батальонов» было плохо вооружено и недостаточно технически обучено для западного театра военных действий. Трения увеличивались с каждым днем. Командование опасалось, что дело дойдет до открытого мятежа. Долго так не могло продолжаться.

Русские добровольцы настаивали, чтобы им объяснили, чего им понадобилось искать на Западе, и объяснить это им должен был сам Власов! Гельмих был поражен, убедившись, как высок был авторитет Власова. Он думал, что только в Дабендорфе усиленно выпячивали личность Власова и что его можно было в любое время заменить другим лицом.

И не только добровольцы хотели услышать Власова.

В этой напряженной обстановке в Отделе ОКВ/ ВПр, а может быть и сам Йодль, заместитель Кейтеля в генштабе ОКВ, пришли к мысли о желательности побудить Власова составить новое Открытое письмо, в котором он дал бы успокоительные ответы на вопросы людей в «восточных батальонах» о причинах переброски их на Запад. Во всяком случае, Йодль вспомнил о Власове.

В этом новом «власовском письме» добровольцам должно было быть разъяснено, что цель их перевода на Запад – объединить мелкие воинские отряды в полки и дивизии Освободительной Армии. Такое переформирование не могло быть проведено на восточном фронте в силу давления противника. Переброска на Запад лишь временна, и задача освобождения родины остается в силе. Гроте, Дюрксен и несколько русских работали над составлением наброска по предложениям Йодля. Этот проект был передан Власову. На вопрос Власова, действительно ли Йодль думает то, что он говорит о Русской Освободительной Армии, я не мог ничего ответить. Гроте же сказал, что Йодль лично дал указание составить такое письмо и представить ему на утверждение. У меня было ощущение, что Гроте не хотел отягощать моей совести, чтобы я чувствовал себя совершенно свободным в своих отношениях с Власовым. «Но что, если Йодль в самом деле утвердит содержание письма? – думал я. – Тогда он должен держать свое слово! Он уже не сможет отступить!»

Власов сказал, что если в генштабе ОКВ решили теперь действительно покончить со старой политикой, он готов дать свое согласие на Открытое письмо, с условием, что в текст будут внесены поправки и дополнения – самая существенная из них, что командование всеми русскими частями будет передано ему.

Гроте сказал, что, к несчастью, это сейчас не удастся поставить на обсуждение.

И действительно дело вообще не дошло до обсуждения поставленных Власовым условий. Первоначальный набросок Открытого письма был просто направлен из Отдела ВПр в генштаб ОКВ. А 5 ноября 1943 года Йодль утвердил этот текст – без изменений, которые хотел внести Власов. Таким образом, так называемого второго «Открытого письма» генерал Власов никогда не писал и не подписывал.

Не стоит и говорить, каково было психополитическое действие подобного поступка одного из самых высших по рангу офицеров германской армии на ведущий русский круг и на Власова.

Власов объявил, что, как и раньше, он не будет иметь ничего общего с «восточными войсками» во Франции, пока они будут выступать только в немецких интересах и под немецким командованием. Он настаивал, чтобы это его заявление было передано как Йодлю, так и генералу восточных войск, а затем отстранился от всяких дел.

Чтобы предотвратить угрозу полного хаоса в отрядах, в Дабендорф пришло распоряжение командировать во Францию инспекторов. Они должны были успокоить общее возбуждение. Инструкции, данные Трухиным и Жиленковым этим инспекторам, противоречили, естественно, инструкциям генерала восточных войск. В результате многие офицеры из Дабендорфа были арестованы, а другие отправлены обратно в Дабендорф. В то же время в Дабендорф пришел приказ подготавливать больше инструкторов. Уже царил форменный хаос.

Назначенный для опеки над русскими «пропагандистами» во Франции ротмистр фон Бремен не только владел многими языками, но и умел правильно подойти к людям и обладал гражданским мужеством. Когда он узнал, что дружественно к нам настроенный подполковник Ганзен, начальник Оперативного отдела в штабе генерала восточных войск, не в силах уже ничего сделать, фон Бремен сумел найти доступ к генералу Блюментритту, начальнику штаба генерал-фельдмаршала Рунштедта. Хотя Блюментритт обнаружил полное понимание вещей, дело зашло уже слишком далеко. Кроме того, и расстояние от высших штабов к «батальонам» по атлантическому побережью было большое.

Немецкий и русский штабы в Дабендорфе, вследствие переброски «восточных войск» на Запад, стояли перед огромными организационными трудностями. Русские части были включены, под названием «четвертых батальонов» в германские полки, размещенные вдоль атлантического побережья. Но они находились также и в Дании, Норвегии, Италии. Наконец, были также отряды и на восточном фронте, вопреки «приказу фюрера»: просто потому, что командиры немецких частей скрыли, как уже было упомянуто, «своих» добровольцев. Всех этих так далеко разбросанных людей нужно было обслуживать из Дабендорфа. Прежде всего, нужно было снабжать их информацией, то есть газетами на русском языке – у них остался только этот один источник сведений. Нужно было наладить новые связи. И вскоре Дабендорф организовал постоянную и надежную курьерскую связь – Берлин-Париж-Верона-Рига-Копенгаген-Осло. Мои четыре начальника были мало осведомлены обо всем этом. Барон фон Деллингсхаузен, который образцово организовал эту сеть, никогда не говорил ни слова сверх необходимого.

Помимо того, оба дабендорфских штаба были, конечно, убеждены в необходимости сохранить контакты русских руководителей с «батальонами», чтобы, по принципу Герре, «сохранить живую силу». Поэтому Малышкин и Жиленков отправились во Францию, а Трухин – в Италию. Их задача была расплывчата и даже двусмысленна. Эти части были не под их командованием, однако могли быть рано или поздно вверены им. Один лишь факт был в их руках: «генерал Йодль и/или германское верховное главнокомандование утвердили так называемое Открытое письмо генерала Власова». Интерпретировать этот факт они могли по собственному усмотрению. В своих речах в «батальонах» Малышкин и Жиленков подчеркивали, что переброска на Запад – временное мероприятие. Борьба против англичан и американцев не входит в задачи батальонов. Это дело самих немцев. Освободительная Армия, как только она сможет действовать самостоятельно, поведет борьбу за освобождение родины.