Всеволод Гаккель - Аквариум как способ ухода за теннисным кортом

Странно, что в музыкальной школе у меня почти не было друзей. Наверное дело было в том, что занятия там индивидуальные, и поэтому там все так и держатся особняком. На репетициях оркестра все заняты делом, и это не очень располагает к общению. Впрочем, какое-то время я контактировал с альтистом Игорем Гоголевым и скрипачом Вовой Левитом. Только на уроках сольфеджио можно было пообщаться, и я подружился со скрипачом Колей Марковым.

Я взрослел и летом на даче вел достаточно беспутный образ жизни. Детские шалости и первые опыты постепенно превратились в привычное подростковое пьянство. Денег не было, но, поскольку я по-прежнему жил независимо, время от времени кто-то появлялся и приносил алкоголь. Наверное, в таком возрасте этот опыт неизбежен. Иногда мы собирались на поляне играть в лапту – любимую игру моего детства. Но как-то я приехал туда на велосипеде уже плохо держась на ногах, упал в воронку от бомбы и заснул. Проснулся я ночью изъеденный комарами и еле добрался до дома, где проспал весь следующий день.

В этот же год я предпринял путешествие в Белоруссию, к Ульеву в деревню. Я пришёл к его старшему брату Валерию, чтобы узнать, как до него доехать. Я не стригся все лето и уже почти был похож на всех четверых моих кумиров. Валерий, который был очень строгих правил, спросил меня, решил ли я уже, куда буду поступать, и наказал мне постричься, а то как это я, столичный парень, поеду в деревню показывать дурной пример. Я сдуру внял его совету и поехал в деревню. С тех пор я больше никогда не слушал ничьих советов по поводу своей прически: когда я приехал в деревню и встретил Ульева, у него были длинные волосы. К тому же меня сразу напоили самогоном, и моя столичная стрижка перестала иметь какое-либо значение. Две недели в экзотической белорусской деревне так и прошли под знаком самогона.

Так же и в школе, перед каждым походом на школьный вечер мы с дружками выпивали бутылку портвейна в подъезде и, пока твердо держались на ногах, шли в школу и самозабвенно танцевали шейк, разбившись на группы, мужскую и женскую. Пару раз меня застукивали преподаватели и ставили моё состояние мне на вид. В это время в кино пошел испанский фильм «Пусть» говорят с певцом Рафаэлем. Все ходили на него по несколько раз, но мне больше нравились «Шербурские зонтики» и «Мужчина и женщина». Меня совершенно завораживала музыка к этим фильмам. А особенно мне нравились уличные танцы в «Девушках из Рошфора». И совершенно неожиданно восхитила меня «Моя прекрасная леди», на которую как на экранизацию «Пигмалиона» нас сводили насильно. А в фильме «Серенада большой любви» Марио Ланца, зайдя в ресторан, присоединился к черным музыкантам и спел настоящий рок-н-ролл. Я был в полном восторге, мне очень нравился Марио Ланца ещё по фильму «Великий Карузо». Я ещё не вполне это осознавал, но чувствовал, что между «серьезной» музыкой и рок-н-роллом проходит непреодолимая пропасть. По крайней мере, я никогда не смог бы признаться Анатолию Кондратьевичу в своей любви к «Beatles». И тут я неожиданно увидел, что эта пропасть преодолима, что все едино, что и то, и другое может быть красиво, и дело только во вкусе и в снобизме некоторых музыкантов, представителей обоих жанров (тогда я не понимал слова снобизм, хотя на уроке английской литературы нам много говорили о снобизме Сомса Форсайта).

Я окончил музыкальную школу, когда заканчивал девятый класс общеобразовательной. Я не строил никаких планов, и меня уговорили заниматься ещё один год в музыкальной школе, чтобы, если после окончании школы я решу поступать в музыкальное училище, можно было бы лучше подготовиться. Мне было всё равно, и я согласился, хотя не строил никаких планов и не стал заниматься интенсивнее. Анатолий Кондратьевич съехал, но не далеко, а в квартиру этажом выше. Я с облегчением вздохнул и переехал в снимавшуюся им комнату. Но наши занятия продолжились – я ходил к нему наверх.

Алексей устроился работать официантом в ресторане и собрался жениться. Дистанция между нами все увеличивалась. Неожиданно, без предупреждения, в отпуск приехал Андрей. Почти два года я писал ему скупые дежурные письма, не зная о чём особенно писать и чем мне с ним хотелось бы поделиться. И вдруг вместо прежней замкнутой и странной личности в дом возвращается Андрей, который оказывается тем человеком, с которым я готов делиться абсолютно всем и который станет моим самым близким другом на долгие годы. К сожалению, он уехал ещё на несколько месяцев, а мне нужно было как-то заканчивать школу. По всем предметам у меня была стабильная тройка, которая меня вполне устраивала. Но надо было сдавать экзамены, и в этой ситуации настоящим другом оказался Ульев, взявшийся заниматься со мной физикой и математикой, которые я без его помощи не сдал бы. Время экзаменов совпало с началом чемпионата мира по футболу. Я, обычно равнодушный к нему, с большим интересом смотрел некоторые матчи и болел за английскую команду, поскольку у всех футболистов были длинные волосы, а у Джорджа Беста волосы были ниже плеч. Я физически ощутил, что в этот момент времени в мире происходит нечто такое, на что я реагирую, но до нас эта волна никак не может докатиться. Однако надо было идти в парикмахерскую, поскольку с такой прической, как у меня, к выпускным экзаменам не допускали.

После выпускного вечера мы пошли к Лёше, брату нашей одноклассницы Оли Голубевой, и я вдруг неожиданно увидел, что тот мир, о существовании которого я только подозревал и принадлежность к которому чувствовал, реально существует даже здесь. Лёша учился в Университете, был чрезвычайно интеллигентным человеком, слушал всю современную музыку и прекрасно в ней разбирался. Он жил самостоятельно на Моховой в комнатке, на стенах которой висели плакаты и фотографии групп, каких я ещё не слышал, и, конечно же, там были «Beatles». У него могли быть пластинки, которые он брал переписывать, какие-то музыкальные журналы и книги. А на шкафу в коробке жило Жрало. Можно было по-разному понимать ту вещь, которую он показывал гостям, но она не требовала интерпретации: это была психоделическая вещь. С тех пор я стал любить непонятное – чем непонятнее, тем лучше – главное не пытаться это как-то истолковывать и расшифровывать. У Лёши можно было на несколько часов окунаться в мир, который для меня пока не был вполне доступен. А главное, хотя Лёша был на три года старше нас, эта разница не ощущалась, он был с нами абсолютно на равных. В то время поход к нему для меня был событием.

Я оставил идею поступления в музыкальное училище и вообще никуда не собирался поступать. Анатолий Кондратьевич сказал, что я буду кусать локти, но постепенно снял осаду и оставил меня в покое. Наконец в августе Андрей вернулся из армии, и мы стали все свое время проводить вместе. Всё-таки в конце лета меня уговорили подать куда-нибудь документы, так как до восемнадцати лет мне могли платить пенсию только в том случае, если я буду учиться. Я лениво листал справочники, понимая, что ничего из предлагаемого меня не интересует. Мне показалось, что отделение звукозаписи Кинотехникума может оказаться самым подходящим, и я пошел подавать документы туда. Придя же, я узнал, что на это отделение берут только с восьмью классами, а у меня как на грех десять. В приемной комиссии меня уверили в том, что я могу проучиться год на другом отделении, а потом, если захочу, смогу перевестись на звукозапись. Думать было лень, я неожиданно получил пятерку по математике и поступил на отделение «Монтаж и эксплуатация киноустановок».