Елена Хаецкая - Записки из страны Нигде

Ни для кого не секрет, как я отношусь к фанфикам. Я их не могу. Не могу читать, не могу писать. Это неприятие на физическом уровне, не кокетство и не вкусовщина, а особенность личного внутреннего устройства.

При этом мне обычно указывают на мое участие в «межавторских проектах», из которых самым известным является «Конан». Я не собираюсь оправдываться или как-то «обставлять» эту работу. Для меня существует разница между «Конаном» и фанфиками по тому же «Гарри Поттеру». Наверное, при большом желании можно найти какие-то более-менее убедительные аргументы или провести границу: вот это фанфик, а это – межавторский проект. Обещаю хорошо подумать на эту тему и продолжить разговор.

К фанфикам у меня много претензий. Начиная с того, что фанфикеры, как правило, гораздо менее талантливы, нежели оригинальный автор. Огорчает их желание объяснить читателю, что автор «был неправ» и «на самом деле» произошло нечто совсем иное, не то, что (или как) было описано в книге. Огорчает насилие над персонажами, которые у автора, возможно, целомудренно промолчали, а у фанфикера не только высказались по всем возможным поводам, но и сделали в открытую то, о чем автор сообщать не захотел.

Я не хочу сказать, что не понимаю желания читателя проникнуть на чужую территорию и там похозяйничать. Я могу не уважать это желание или относиться к нему отрицательно, но сделать вид, будто мне это совершенно чуждо и «непонятно», - даже пытаться не стану. Конечно, мне тоже этого хочется! Читаешь, как замучили какого-нибудь дядю Тома – и руки чешутся написать альтернативный финал, всех спасти и освободить, с длинными слюнявыми объяснениями в финале – как все прошло, кто что подумал, кто как поступил и так далее.

Но тут вступает в действие какая-то личная особенность моего внутреннего устройства: я не могу этого сделать. Не могу написать за чужого автора. Не могу даже подумать за чужого автора.

Конечно, у меня после прочтения какой-нибудь особо захватывающей книги возникают фантазии на тему. Но даже в фантазиях, нигде и никогда не записанных, я не беру ни имен оригинальных персонажей, ни в точности заимствованных из чужого текста ситуаций. Стоит какой-то барьер, который не позволяет этого сделать. Я стесняюсь так поступать даже наедине с собой.

А руки-то по-прежнему чешутся! Я ж человек, ничто человеческое мне не чуждо.

Единственный выход для меня – придумать похожих, но все-таки других персонажей, и создать для них ситуацию, сходную, но все-таки иную. Единственное, к чему я стремлюсь, - в точности воспроизвести те самые эмоции, которые вызвала у меня книга (или фильм).

Друзья уж хотели от меня фанфика по «Светлячку», например… Да, очень тянуло войти в мир «Светлячка» и положить там ноги на стол. Но на этом столе уже лежат ноги Джосса Ведона. Не вижу причин двигать его ноги и подсовывать мои. Гораздо проще создать собственный стол и там развести тот бардак, который был бы исключительно моим, персональным.

Ни герои, ни ситуации не должны повторять те, которые так хочется (но не можется) отфанфикить (отфанфикерить?). Только эмоции, ими вызываемые.

Это и есть мой способ бороться с фанфикером внутри меня – или, точнее, удовлетворить его потребности, коль скоро писать обычные фанфики я не в состоянии.

В основе этого способа лежит то, что иногда называют «меня эта книга вдохновила на написание собственной». При использовании «вдохновляющего» чужого произведения я прохожу обычно несколько этапов:

1. Острое желание «быть внутри», войти в чужой мир.

2. «Захват» эмоций, которые являются для меня наиболее желательными при усвоении чужого произведения. (Скажем, сострадание к угнетенному дяде Тому).

3. Создание персонажей и ситуаций, которые вызывают у меня сходные или те же самые эмоции.

4. «Убей Будду». То есть – избавься от авторитета. Приступая к реализации проекта, который удовлетворил бы фанфикерский зуд, я полностью избавляюсь от впечатления от вдохновляющей книги. Ее как бы не существует. Осталась только эмоция, которую я хочу повторить, - но повторить по-своему, собственными средствами, в собственном мире.

Не уверена, что этот механизм работает у других, однако поделилась, со всей откровенностью, тем, как это работает у меня. Хотя это по-прежнему не объясняет моего физического отвращения к фанфикам.

03:00 / 04.12.2016

Как ни удивительно, чаще всего повествование от лица ребенка ведется стариком. «Я уже стар, но воспоминания моего детства отчетливо встают передо мною, и ныне желаю я, внуки мои, поделиться с вами…» И дальше старикашка сообщает некую историю, не сообразуясь с тем, что это, в общем-то, история ребенка.

Такой тон наиболее удобен для взрослого автора и звучит естественно.

Но бывают произведения, которые взрослый автор написал от лица ребенка, который еще остается ребенком. Таковы «Денискины рассказы» или «Гек Финн».

«Денискины рассказы» дети однозначно признают своей книгой. «Гек Финн» посложнее, потому что там затрагиваются темы, для «нашего» ребенка странные. В частности, помню, как я удивлялась рефлексии Гека Финна, который испытывал угрызения совести, помогая негру Джиму сбежать. Вроде как Гек совершал кражу (украл чужого негра) или даже выставлял себя проклятым аболиционистом. ??? !!! Наш ребенок воспитан на том, что только так, и никак иначе! Естественно, надо помогать негру сбежать! Почему же Гек так переживает? Он ведь хороший поступок совершает!

Но несмотря на некоторые непонятки, связанные с далеким от нашей жизни бытом американского бродяжки девятнадцатого века, «Гек Финн» тоже детская книга с естественным детским голосом повествователя.

Дело не в том, что лексика такой книги должна быть более простой, нежели лексика «взрослого» произведения. Хотя и это тоже. И не более короткие, более простые фразы. Иногда такие фразы выглядят слишком уж нарочито, стилизованно, чего следует избегать.

Гораздо важнее воспроизвести внутренний ритм детской жизни. Каждый день в жизни ребенка – отдельный. Не рутинный и одинаково выстроенный, а совершенно обособленное впечатление. Даже если это школьный день с привычной структурой. Для ребенка «день равен целой жизни»: всегда может произойти существенное открытие, всегда остается место для этого открытия. В принципе, взрослый, который умеет поход в супермаркет пережить как своего рода приключение, отчасти обладает детским сознанием, не утратил его и при желании может культивировать.