Елена Хаецкая - Записки из страны Нигде

В «Секрете» я хотела показать хорошую, гармоничную семью. В принципе, бывают же хорошие семьи? Вот хотелось поговорить об этом. Но говорить в лоб о таких вещах – получается слишком уж ванильно, а ванильку я воспринимаю только в пирогах, да и то не всегда. А вот изобразить все то же самое глазами собаки – вполне нормально, учитывая, что жизнь собаки полна тревог, волнений и забот-забот. Из того угла комнаты, откуда она наблюдает за всей маленькой семейной вселенной, жизнь выглядит совсем по-другому.

00:00 / 30.05.2017

Жизнь, как известно, дает нам огромный материал для творчества. Материал необъятный и, главное, хаотический, никак не организованный. Бесконечное множество впечатлений, событий, подробностей.

Творчество начинается с отбора. Это в текст берем, это в текст не берем. На примере «Секрета» (у нас эта книга называлась преимущественно «Книга Прособачку») мне хотелось показать, как живое, конкретное существо, в данном случае вполне реальная собака, превращается в персонажа.

Это превращение тем более показательно, что оно происходило в несколько этапов.

Собака Аста была рыжей дворняжкой, похожей на лисицу, и я бы не сказала, что она была какой-то особо выдающейся собакой: просто семейная псина, которая любила всех членов семьи, развлекала нас, как умела, участвовала во всех наших делах. Большего от нее, в общем, и не требовалось.

В какой-то момент я не выдержала и стала вести блог от ее имени. Больно уж премудрое выражение «лица» умела делать наша собака. Как будто она что-то такое великое ведала о жизни.

Так самая обыкновенная собака начала превращаться в персонажа. На этом этапе – в «автора» дневниковых заметок. И сразу начался отбор – о каких вещах рассказывать, о каких нет, в каком ключе их подавать, на какие подробности напирать. Я решила, что Аста в дневнике будет чувствительной пожилой девушкой, которая постоянно из-за чего-нибудь страдает. Дневник так и назывался: «Мои страдания. Жизнь четвероногой».

Собаку несправедливо обвиняли в том, что она погрызла тюбик с кремом для рук; морские свинки наверняка совершили преступление, приписываемое собаке; собака решила пошутить, напугав громким лаем Папу, но страшно сконфузилась, когда увидела, что облаяла незнакомого человека; собаку глубоко оскорбил нахальный соседский пес-такс – и так далее… Это самые обычные собачьи впечатления, поданные как чрезвычайно важные события, достойные занесения в «Дорогой дневник».

В дневнике уже отсутствовали подробности, которые не играли на «образ автора», и наоборот – были утрированы те, которые помогали создать персонажа.

Я не раз слышала от друзей, что «дневник собачки» надо издать отдельной книжкой. Тем не менее дневник – это совершенно особая форма бытования текста, его нельзя просто слегка подправить и перенести в книгу. Как нельзя действительность без всякой ретуши и отбора переносить в текст, так и тексты разных форм бытования нельзя запросто переносить отсюда-туда. Я знаю, что существуют блогеры, которые полагают свои интернетные тексты настолько прекрасными и достойными печати, что издают электронные дневники в виде книги, ничего в них не изменяя, кроме опечаток. Но это неправильно. Честно скажу, мне даже трудно читать в чужом ЖЖ, например, цитаты из ФБ или, того хуже, смс-переписку. Сама я, если переношу что-то из фейсбука в живой журнал, все равно что-нибудь да изменяю. Даже на этом уровне я остро ощущаю разницу в «жанрах». Что уж говорить о блоге и книге!

Книга – следующий этап отбора. Она предполагает гораздо более жесткое отношение к деталям. Уничтожаются повторы, неизбежные в дневнике (потому что и в жизни постоянны повторы – в случае с собачкой это повторяющиеся эпизоды кражи еды, например). Книга, в отличие от дневника, должна иметь конец. Дневник может быть брошен, оборван по какой-то причине, но у него отсутствует логически обоснованный финал. А книга, даже поданная в форме дневника, ведет к какой-то смысловой точке.

Помимо этого книга как замкнутая система, опять же, в отличие от дневника, обладает законченным ритмическим рисунком. В случае «Книги Прособачку» это чередование ритмов: то какой-то более-менее плавно рассказанный сюжетный эпизод, то список собачкиных интересов, то короткая заметка с «раздумьями о жизни». Это создает определенный ритмический узор. В дневнике такого быть не может, он формируется из заметок, которые пишутся по горячим следам событий. А события все-таки из жизни, они чередуются не так, как это было бы выгодно с эстетической точки зрения, а как попало, как случились.

На презентации я показывала фотографии реальной собаки и этапы работы вильнюсского художника Римаса Валейкиса над образом нашей Асты и персонажей-людей из нашей книги. У Римаса имелись фотографии собаки, а людей он придумал сам. Как автор я не ставила никаких ограничений иллюстратору, отдав все на волю его художественного вкуса. Единственное, на чем я настаивала, - это на том, что собака должна немного напоминать лисицу.

Таким образом, все мы стали художественными образами, не похожими на реальных-себя – и только так мы можем существовать в совершенно иной вселенной, во вселенной художественного текста, во вселенной книги.

00:00 / 03.06.2017

Когда сложилось так, что я обнаружила у себя еще одну авторскую ипостась («детский писатель»), я по-настоящему задумалась над известной, если не сказать «расхожей», фразой: «Для детей надо писать так же, как для взрослых, только лучше». Отсюда вроде бы следует, что для взрослых следует писать хуже?

Я никогда этого не понимала – как можно писать «хуже». Единственный способ для меня создавать что-то – это работать на пределе возможностей. Если какая-то моя вещь несовершенна, это означает лишь то, что возможности были тогда меньше, только и всего. Я многого не умела двадцать лет назад. Пыталась заменить недостаток технических возможностей искренностью. Как получилось – ну так и получилось, лучше не смогла.

Что значит – «для детей надо писать лучше, чем для взрослых»? Больше стараться, что ли? Пока что в этом месте у меня серьезная недоработка: я как писала, так и пишу. И ровно о тех проблемах, которые волнуют меня. Меня, а не абстрактного, воображаемого ребенка.