Наталья Воронцова-Юрьева - Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира

Но тут обнаружился еще один факт!..

Снова и снова перечитывая пьесу, каждый раз в финале меня не покидало ощущение чего-то странного, чего-то неуловимо непонятного - когда вроде бы все абсолютно логично и каждая строчка имеет свое эмоциональное оправдание, а все-таки что-то не так. Или наоборот - все так, а все-таки непонятно. Дуновение странного. Секундный провал в неизвестность.

А ну-ка, прочтем финал еще раз. Как там все было?

*

...Дездемона убита. Раздавленный горем Отелло. "Она была чиста", - говорит Эмилия. Отелло находит кинжал и зовет Грациано. Поговорим, кричит Отелло, иди сюда, "иначе и безоружный я нападу на тебя". Грациано входит. Видит меч в руках мавра и пятится в ужасе... "Здесь конец моего путешествия", говорит Отелло, это напрасный страх, "направьте хоть тростинку в грудь Отелло, и он отступит". Он смотрит на мертвую Дездемону. "Холодна, холодна, девочка моя... О Дездемона! Дездемона! Мертва!"

...Яго арестован. "Если ты дьявол, - говорит Отелло, - я не смогу тебя убить". Вырвите у него меч, говорит Лодовико, вы должны следовать за нами, вы будете заключены под стражу до решения правительства Венеции. Подождите, говорит Отелло, только два слова. Прошу вас, "в ваших письмах", когда будете докладывать "об этих несчастных событиях", расскажите о том, "кто любил не мудро, но слишком любил"... Напишите об этом, говорит Отелло. "И, кроме того, скажите, что однажды в Алеппо, где злой турок в чалме побил венецианца и поносил Венецианскую республику, я схватил за горло обрезанного пса и поразил его так. (Закалывается.)"

Стоп!

А почему Отелло было так важно, чтобы Лодовико и Грациано в своих отчетах - "в ваших письмах", как выразился мавр, - рассказали о том, как некогда он зарезал турка за то, что тот побил венецианца и оскорблял Венецианскую республику? Почему именно эта давняя история оказалась для Отелло столь важной, что даже стала его последним желанием?

Вот это и было той странностью, которой каждый раз едва заметно веяло на меня в финале. Есть ли здесь некий скрытый от нас очень важный смысл? Смысл, который был вполне ясен современникам Шекспира, но понимание которого оказалось утрачено для нас за давностью лет? И если есть, то можно ли реконструировать понимание этого смысла?

Я решила попробовать.

*

И снова одна и та же проблема: с чего начать? В сотый раз перечитываю эту последнюю просьбу Отелло.

Итак, Лодовико требует, чтобы Отелло следовал за ними, и сообщает ему, что тот будет помещен под стражу - до тех пор, пока "правительству Венеции" не станут ясны все факты этого дела. Отелло просить дать ему возможность сказать еще два слова.

Секунду...

Последняя просьба Отелло звучит сразу же после того, как Лодовико произносит слово "правительство". И Отелло - словно бы встрепенувшись - тотчас же сам произносит его. Как будто что-то еще - необходимое и такое же непоправимое - внезапно отозвалось в его душе. Словно в последний момент при слове "правительство" он вдруг вспомнил что-то для него очень важное. Вот как это выглядит в тексте (курсив мой):

Лодовико.Вы же останетесь под строгой стражей, пока сущность совершенного вами преступления не станет известной правительству Венеции. Пойдемте. Ведите их.

Отелло.Погодите, - слова два прежде, чем вы уйдете. Я оказал правительству услуги, и оно об этом знает. Довольно об этом. Прошу вас, в ваших письмах, когда вы будете рассказывать об этих несчастных событиях...

Так что же, неужели он хотел перед смертью всего лишь напомнить правительству о своих услугах?! Не может этого быть. Не тот человек Отелло, чтобы перед смертью так бессмысленно (теперь уже) вспоминать о каких-то своих услугах, да еще и похваляться этим за минуту до смерти.

Нет, эта фраза об оказанных им услугах - это самая обычная первая, спонтанная реакция на внезапно полученный душевный сигнал при слове "правительство". Эта фраза автоматически, бездумно слетает с его языка - не получая продолжения. Он и сам тут же осекает себя: "Довольно об этом". Довольно об этом! Это уже не важно. Главное - вот этот душевный сигнал, прозвучавший сквозь слово, вот этот последний порыв - успеть сказать то, что этим словом всколыхнулось в душе, превратившись в последнее слово прощания с...

А собственно, с кем? С правительством? С малым советом в полном составе? Да ведь это девять человек плюс дож! Что им до убийцы-кондотьера. Чушь какая. Не может этого быть. Но тогда что же?

А ну-ка снова прочтем его последние слова. О чем он там говорил? Ага, вот: "И, кроме того, скажите, что однажды в Алеппо..."

Вот оно!

В том месте, где он говорит про Алеппо - черным по белому: "И, кроме того, скажите, что однажды в Алеппо, где злой турок в чалме побил венецианца и поносил Венецианскую республику, я схватил за горло обрезанного пса и поразил его так. (Закалывается.)".

Вот и зацепка! Видите? Смотрите: Отелло сначала душит Дездемону, а потом закалывает ее. Точно так же он поступает и с этим турком из Алеппо - сначала хватает его за горло, а потом закалывает его!

И это, конечно же, не случайность. Два события - и на каждое по два одинаковых последовательных действия. Таких совпадений не бывает. Но тогда о чем это может говорить? Только об одном - что в жизни Отелло было два человека, которых он безмерно ценил.

Первый человек - безусловно, Дездемона. Она бесконечно ему дорога. По многим причинам. Но главное для него - она безоговорочно ему верит. Верит настолько, что без колебаний доверяет ему свою жизнь. Именно это очень важно для Отелло - безграничное доверие Дездемоны. Именно это изумляет и потрясает его до глубины души. Потому что такое доверие - редкость. Вот потому-то ужас, который он своими же руками учинил с этой безгранично доверившейся ему Дездемоной, и заставляет его так сильно страдать. Она доверила ему свою жизнь - и он отнял у нее жизнь. Он предал ее доверие. "Выбросил жемчужину, более драгоценную, чем все богатства!.."

Но кто же второй?..

Читаем снова. Итак, Отелло слышит слово "правительство" - и в его памяти возникают те самые двое , которые были ему безмерно дороги. Возникают и переплетаются навсегда. Он просит разрешить ему сказать два слова. Он просит ничего не смягчать в своих отчетах, но и не приписывать лишнего по злобе. Он говорит о Дездемоне, и на его глазах выступают слезы. Дездемона, его девочка, его жемчужина, мертва. Она верила ему до последнего дыхания жизни. А он - убил ее. Точно так же, как однажды в Алеппо...

И тут он вспоминает о том, втором человеке, который тоже верил ему. И доверие которого он тоже убил - убив Дездемону. И это тоже непоправимо. И теперь он только может просить его - просить, даже не называя имени! - не отрекаться от своего доверия. Поверить ему теперь уже в самый последний раз...