Александр Руденко-Десняк - Выбор и путь. Заметки о современной прозе

Страдания и взятая на себя ответствен­ность за две человеческие жизни делают Настену зорче, ее отношение к окружаю­щему — глубже и философичнее, С той высоты, на которую поднял Настену ее так удивительно раскрепостившийся дух, с осо­бой ясностью видно, что ни для Андрея, ни для нее, ни для них обоих уже нет никако­го пути. Бросаясь в Ангару, соединяясь с бесконечной природой, Настена до конца остается верной и судьбе, и своему выбору.

Настене, напомним, много приходилось размышлять о проблемах бытия. Однако у ее философических размышлений есть ощу­тимый предел, за которым закончилась бы жизненная правда; к тому же и сама сю­жетная ситуация повести не такова, чтобы охват действительности в ней был очень широким.

Капля воды может, конечно, отразить большой мир. Только далеко не всегда эта мысль поможет писателю, занятому мас­штабными проблемами, пытающемуся по­нять сам характер, саму сердцевину жиз­ненных преобразований и изменений.

«Прощание с Матёрой» — повесть, где из­начальная ситуация выглядит простой и ясной. Расположенная на ангарском острове деревня должна быть затоплена водами ис­кусственного моря, и это, естественно, «провоцирует» раздумья деревенских жи­телей о прошлом Матёры, о своем будущем. В. Распутин придал этой ситуации настоль­ко свободное, вольное движение, что повесть превратилась в философский диспут на мно­жество сменяющих друг друга бытийных тем.

Произведения одного писателя — всегда сообщающиеся сосуды. В «Прощании с Ма­тёрой» найдем мы многие содержательные мотивы, звучавшие и в повести «Живи и помни», и раньше — в повести «Последний срок». Человек перед лицом небытия огля­дывался на пройденное, пытаясь решить «вечные» вопросы жизни; теперь перед уг­розой исчезновения оказалось маленькое человеческое сообщество, и оно неизбежно обращается к тем же вопросам, у которых нет, да, по-видимому, и не может быть окон­чательного решения.

Все определено в дальнейшей жизни, все решено за старух, составляющих последнее население Матёры. Им остается только при­нять как данность будущее здешних мест и свое собственное. И рассуждать, рассуж­дать, рассуждать, доказывая своим приме­ром, что человек тем и отличается от бес­словесной твари, что воспринимает разу­мом и сердцем даже неизбежную свою судьбу.

Впрочем, у матёринских старух, особенно у старухи Дарьи, живого «рупора» многих идей повести, есть оппонент, Дарьин внук Андрей. Он прямо заявляет: «Надо не под­даваться судьбе, самому распоряжаться над ней».

Этот симпатичный и крепкий парень, за­щищая свое решение уехать на большую стройку, произносит много вполне хороших слов. О том, что «пока молодой, надо... все посмотреть, везде побывать». О том, что «че­ловек столько может, что и сказать нельзя, что он может». О том, что «сейчас время такое живое... все, как говорится, в движе­нии», что «охота туда, на передний, как говорится, край... чтоб не опоздать. Вся молодежь там». И вообще: «Люди вон из какой дали едут, чтобы участвовать, а я тут рядом и — мимо. Как-то неудобно даже... будто прячусь».

Обильные цитаты понадобились для того, чтобы напомнить читателю: перед ним довольно-таки старый знакомый. Да, в герое повести совсем нетрудно узнать несколько изменившегося молодого энтузиаста, так уверенно чувствовавшего себя в нашей про­зе и драматургии два десятилетия назад. Это он, изрубив отцовской шашкой симво­лизирующий мещанство мебельный гарни­тур, отправлялся на край света утверждать высокие жизненные идеалы. Время беском­промиссный молодых героев, прекрасное время романтических бригантин и откры­тия прозы Александра Грина...

У предшественников Андрея было одно важное качество: они стремились действо­вать, в споре, в полемике, даже в разрыве с близкими людьми они утверждали свои представления об окружающем. Они предъ­являли среде самый большой счет (тогда эти слова еще не звучали пародийно) и ру­ководствовались самыми высокими пред­ставлениями о человеке и его нравствен­ности.

Обаятельные ребята из «молодежной про­зы» очень часто находились в состоянии выбора нравственной, жизненной позиции, к этому подвигал их и возраст, и время большой переоценки ценностей. Выбор этот был свободным, осуществляя его, литера­турный герой самоутверждался как лич­ность.

Андрей отнюдь не пародия на своих ли­тературных предтеч. Он искренен в том, что говорит. Но изменилось время, измени­лась и тональность песен...

Дарьин внук абсолютно свободен в выбо­ре дальнейших жизненных шагов. Его отец, Павел, если и пытается отговорить сына от поездки на стройку, то скорее по инерции, как сделал бы всякий человек на его месте. Старуха Дарья? Она, конечно, за словом в карман не полезет и на каждый Андреев довод найдет своих десять. Но под силу ли ей повлиять на реальное положение дел, на решение внука?

Может, оттого, что никто не может встать Андрею поперек пути, не хочет и не соби­рается этого делать, его довольно-таки шум­ные декларации повисают в отчетливо ощу­тимой пустоте.

Или высвечиваются неожиданно и сильно.

«Пожилые, значит, остаются на обжитых местах, остаются еще больше их обживать, а молодые, они так устроены, наверно, они к новому стремятся. Ясно, что они первыми идут туда, где труднее...» — продолжает свое Андрей. Дарьин ответ «А почему ты дума­ешь, что здесь полегче?» один способен внести сумятицу в стройную систему Андре­евых высказываний. Романтика дальних до­рог, конечно, прекрасна, только кому же обихаживать и украшать землю своих пред­ков?

И становится ли человек преобразовате­лем оттого лишь, что меняет местожитель­ство? «Тут не приросли и нигде не прирас­тете, ниче вам не жалко будет»,— в спра­ведливости слов старухи Дарьи трудно сомневаться.

Удивительная вещь: ничем не понуждае­мый, вполне самостоятельный парень ока­зывается на поверку вовсе не свободным в своем решении. Он не может защитить в споре с бабкой своих хороших и правиль­ных идей, потому что они взяты напрокат, не пропущены через личный опыт и выгля­дят простым набором стереотипов.

А старуха Дарья с ее видимой покорно­стью судьбе оказывается куда свободнее духом своего крепкого, мало в чем сомне­вающегося внука.

Дарья может подумать, что ничего она в жизни не поняла, не раз еще вернуться к этой мысли (мучившей, вспомним, и Насте­ну), чтобы заставить нас поразиться ее негаснущему стремлению жить осмысленно, проникать разумом в суть вещей и явлений, в сокровенные мотивы людских поступков. Именно Дарье дано стать живой совестью умирающей деревни. Бремя не из легких, не всем оно, не каждой душе под силу...

Оправдание прожитого для Дарьи — ос­тавленная по себе добрая память, оставши­еся неразрушенными связи между людьми, между поколениями, между людьми и окру­жающим их миром.