Станислав Борзых - Тотальность иллюзии

Заступиться за ребёнка и наказать взрослого в моём примере – правильно. Но почему? Если представить себе общество, в котором каждый его член по любому поводу рассуждал в том же духе, что и я на этих страницах, было бы не очень хорошо. Мгновенные реакции на те или иные раздражители предохраняют социум от излишне рефлексивного поведения, на которое требуется время и усилия. Безусловность действий помогает сократить издержки с нужными, хотя и не всегда бесспорными результатами. Если в большинстве случаев это работает, обучение оказывается эффективным. То, что выносится за скобки, таким образом, должно быть пренебрежительно мало, чтобы оправдать основные вложения.

Впрочем, как я уже сказал выше, это тема одного из следующих разделов. Сейчас же я хочу указать на следующее. Как должно быть ясно из текста этой части моего исследования, восприятие мира с помощью чувств намного меньше и вместе с тем больше того, что мы действительно ощущаем. Культура создаёт нужные ей русла и конструкции, в которые загоняется всякий её член. С одной стороны, наблюдая что-либо, мы видим не только сам объект или явления, но и всю совокупность их качеств и свойств. С другой стороны, мы игнорируем многое из того, что попадает в поле нашего зрения, и обращаем неоправданно много (но лишь с позиции выживания) внимания на крошечные детали. Как бы то ни было, но, я надеюсь, стало понятно, что наши чувства воспринимают то, чему их обучают, но не то, что происходит в реальности.

Однако важно не только то, что мы видим, но и то, что мы думаем и как мы это делаем. Этому будет посвящён следующий раздел данной главы.

Вопрос о том, что происходит в мозгу каждого человека, крайне сложен. Тем более почти невозможно достоверно сказать, как именно мы все думаем. Почему у нас появляются одни мысли, тогда как не возникают другие? И наиболее важное – как мы достигаем того, что в итоге считаем работой своего разума? Ответить на них, или, по крайней мере, приблизиться к удовлетворительному решению я и попытаюсь в данном разделе. Но можно ли сказать, что нас учат думать?

Выше я посвятил целую главу проблеме языка. Поэтому здесь я буду иметь в виду то, что уже описал, считая это само собой разумеющимся. Почему это так существенно? Наши коммуникационные системы устроены так, что во многом предопределяют те мысли, к которым мы приходим, предлагая каналы и направления, обойти которые не так легко. Однако существуют не только непосредственно языковые средства разума, но и невербальные, состоящие из образов, воспоминаний, аллитераций, ссылок и т.д. Все они также причастны к конечному результату. Кроме этого важно то, что на сам способ мышления распространяется та же логика, что и в случае с языком. Просто тут мы имеем дело со структурой разума.

Но прежде чем приступить к заявленной теме, позвольте мне объяснить, что я имею в виду под разумом. На самом деле сложно дать объективный и, главное, точный ответ на этот вопрос. Люди считают, что лишь они обладают интеллектом и способностью думать рационально и абстрактно. Возможно, это и есть та самая черта, которая отделяет нас от животных. Тем не менее, подобные заявления спорны и амбивалентны. Во-первых, наши братья меньшие ничего нам сообщить не могут, и даже если это и происходит, то мы их не понимаем. Кроме того в последнее время добываются удивительные сведения об их способностях, которые прежде считались исключительно человеческой прерогативой. Грань, отделяющая нас от них, постоянно колеблется, и не совсем ясно, где именно она пролегает. Во-вторых, разум не является некоей способностью, он в значительно большей степени напоминает сеть, которая покрывает отдельные участки нашего бытия, связывая их воедино. Нельзя отыскать какую-то одну, чтобы всякий раз, фиксируя её у кого бы то ни было, объявлять её обладателя также и собственником интеллекта. В этом смысле, он более сложен и в то же время почти неуловим. Это не какая-то одна сторона, но сразу много. И, в-третьих, имеются также эмоции и переживания, которые, хотя и считаются чем-то иррациональным, на деле не всегда выступают в подобной роли. Нередко они вполне разумны и необходимы для выживания. И опять же нам сложно судить о них с должного расстояния потому, что мы их испытываем, а также потому, что достоверно не знаем, какую роль они играют в интеллектуальных процессах.

Можно было бы ещё очень долго рассуждать на данную тему, однако у меня нет времени на этот животрепещущий вопрос. Всё, по-видимому, говорит в пользу того, что разум – это, в самом широком понимании, комплекс умений, навыков и способностей умственной работы, которые представляют собой не просто совокупность, но систему с собственной структурой. И если это так, то очевидно, что, по крайней мере, опыт приобретается через общение с окружающими, что автоматически свидетельствует в пользу того, что мы именно учимся думать.

Как и в предыдущем разделе, в этом мне снова предстоит сосредоточиться на нескольких важных вопросах. Первый касается того, о чём именно мы думаем. Несмотря на кажущимся верным ответ, гласящий – обо всём – он правдив лишь отчасти. Как это ни прискорбно, мыслим мы очень узко, что предопределяется влиянием извне. Второй заключается в том, чтобы понять, как мы думаем. В его рамках я рассмотрю механизмы и способы, которыми пользуется интеллект в своём функционировании. Как угодно мы в действительности не размышляем, но применяем готовые структуры, опять же полученные из нашего окружения. Третий посвящён тому, как мы оцениваем конечный результат работы своего мозга. Это существенно потому, что одни мысли мы считаем банальными, а другие – напротив, выдающимися, и где-то, по-видимому, находится граница между ними, также заимствующаяся от других людей. Начну по порядку.

Может показаться странным, что мы думаем не обо всём, но об ограниченном количестве вещей и явлений. Тем не менее, это так. Вспомните, как давно вы размышляли, скажем, о бабочках, строящих заборы. Если вы не мультипликатор или инсектолог, вы вряд ли вообще когда-нибудь подобным интересовались. Хотя, боюсь, что и специалист по насекомым тоже ни о чём таком не думает. О достоинствах подобных мыслей речь пойдёт ниже, но, собственно, резонен вопрос о том, почему одним предметам и процессам мы посвящаем своё время, тогда как другие оказываются совершенно нами не замеченными.

Прежде всего, необходимо указать на то, что трудно, если вообще возможно, думать о вещах, никак не поименованных. Отсутствие ярлыка – серьёзный барьер на пути мышления. Конечно, если вспомнить пример из первой главы о ручке шпингалета, потенциально мы способны размышлять о ней. Тем не менее, то, что не находится в языке, с большими сложностями попадает в мысли. Я уже говорил о том, что, по-видимому, изъятие или изначально пустое место, заставляет людей игнорировать это. К тому же, общество заинтересовано в том, чтобы мы обращали внимание на одно, но не на другое.