Станислав Борзых - Тотальность иллюзии

Последняя иллюстрация вообще имеет очень широкое распространение. Обозначение географических объектов часто связано с заимствованиями, но бывает и так, что люди пытаются придумать нечто новое. То же самое касается и животных, и растений, и многих других объектов, первоначально не вписанных в состав языка, но с необходимостью в него попадающих.

Таким образом, можно говорить о том, что наиболее существенный вклад в развитие коммуникационной системы вносят, прежде всего, переносы понятий и логики из других структур. Показательно в этом смысле существование различных пиджинов. В этом случае происходит слияние двух языков, но в упрощённой манере. Владеющие таким инструментом общения, бесспорно, изменяют свои родные средства беседы, но также воздействуют и на своих партнёров. Впрочем, помимо заимствований присутствуют и иные способы влияния извне.

В качестве внутренних нарушителей спокойствия в языке выступают два основных фактора. Первый – взаимодействие между его носителями. Должно быть ясно, что люди не могут в точности повторить то, что они усваивают в процессе овладения той или иной коммуникационной системой. И с этим связаны многочисленные искажения, которые, в целом, повторяют игру в испорченный телефон.

Мы все учимся языку, обладая лишь собственным телом. Произнесение или любое иное действие по воспроизведению всякой единицы коммуникационной системы сопряжено с тем, что точного повтора достичь крайне сложно. Отчасти эта проблема снимается тем, что язык создаёт диапазон приемлемых колебаний, но случается и так, что из исковерканных понятий возникают совершенно новые. Например, слово «шваль» в русском – это искажение «шевалье».

Общаясь, люди всегда имеют дело с посторонними и чужаками. Из-за того, что мы отличаемся друг от друга, почти нереально такое положение, при котором бы отсутствовала разноголосица, но, напротив, имелся бы единый стандарт. И если трансформация отдельных единиц, по сути, мало что меняет, то более обширные, а, значит, и влиятельные пертурбации вносят серьёзные корректировки или полностью опрокидывают старое положение вещей. Такие события могут касаться грамматических структур или порядка слов в предложении и т.д.

Подобное объясняется множественными факторами. Изменившиеся условия жизни или неудачная имитация, чем бы ни было вызвано преодоление старого порядка, оно, со всей очевидностью, имеет свои корни именно во взаимодействии между носителями языка. Такие события регулярно случаются, особенно за пределами письменной речи, но и здесь данный возмутитель спокойствия работает в том же направлении.

Для удобства рассмотрения я разделю контакты между людьми на нарочные или сознательные и случайные или бессознательные. Конечно, их действие плохо дифференцированно. Мы можем специально запускать какие-то перемены, и так ни к чему не прийти. И, наоборот, вскользь брошенные слово или фраза нередко приводят к колоссальным трансформациям. К тому же вообще сложно разграничить намеренные поступки и спонтанные. Среда, в которой мы обитаем, слишком насыщенна для того, чтобы провести чёткую линию между нашими личными побуждениями и социальным влиянием на нас. Тем не менее, я всё-таки рискну.

Нарочное изменение языка сегодня наблюдается в огромных масштабах. Государственные органы сознательно вносят некоторые корректировки в то, каким правилам следовать, какие слова использовать и зачастую как произносить те или иные конструкции. Разумеется, вмешательство бюрократов гораздо больше озвученного, и оно серьёзно влияет на коммуникационную систему. Ярким примером тому может служить изъятие из общеупотребительного оборота нецензурных выражений.

Вообще создание словарей, по которым сверяются средства информации, а также все заинтересованные лица, носит дисциплинирующий характер. Как именно, что именно и когда именно мы будем употреблять в своей речи, зависит от множества факторов, но принудительность подобных процедур очевидна, и она не может не сказываться на конечном виде языка, и, соответственно, на том, как мы будем говорить.

Кроме того существует пресловутая цензура, и она касается не только мата, а также скользких и ненадёжных слов и предложений, но имеет более обширное влияние. Так оказывается возможным ранжировать коммуникационные акты по степени их благонадёжности и приемлемости. Но и это ещё не всё. Нередко контекст обязывает человека к переключению между различными слоями и пластами языка, что само по себе не проходит бесследно.

Можно долго рассуждать на тему принудительности языковых практик – как намеренную, так и обусловленную контекстом, но ясно одно. Те или иные обстоятельства, ситуации, стандарты и представления, в которые включён говорящий, трансформируют его речь так, что она претерпевает довольно серьёзные пертурбации и, в конечном счёте, может измениться радикальным образом. Например, научное сообщество заставляет вымывать индивида из своего лексикона повседневные выражения и слова, а если и употреблять их, то в несколько ином значении, что неизбежно влияет как на способ выражения данного человека, так и нередко – на инструменты его мышления. Впрочем, данного обстоятельства мы коснёмся позже.

Естественно, не только само наше окружение влияет на язык. Мы и сами вправе вносить в него некоторые, хотя и по преимуществу незначительные, поправки. Слова придумываются и забываются. Отдельные коммуникационные единицы приобретают новое содержание. Может произвольно меняться порядок частей речи. И многое другое. Вообще, то, как мы используем язык, и есть он сам. Именно поэтому критически важно усвоение определённого диапазона черт и характеристик в процессе его изучения.

Кроме того важную роль играет порядок наименования. Обозначая те или иные явления и вещи определёнными терминами, мы тем самым определяем своё отношение к ним. Известно, что язык содержит многочисленные синонимы, но они полностью не сводимы друг к другу вследствие коннотаций, которые вызываются при их воспроизводстве. Восприняв нечто новое, мы вправе дать ему имя, но не всякое, а то, которое бы показывало нашу предрасположенность оценивать его, что в итоге приведёт к некоторому способу включения придуманных слов или только их смыслового состава в общий поток речи.

Разумеется, отдельные лица по преимуществу не обладают способностью внесения серьёзных корректировок в язык, если только они не причастны в силу тех или иных причин к его трансформации. Однако с распространением коммуникационных технологий власть подобного рода становится более дисперсной, особенно если они позволяют связываться сразу со многими и в любое удобное для реципиента и отправителя время, а кроме того предоставляют другие вспомогательные механизмы, облегчающие общение.