Александр Лурье - Заклание священных коров

Я согласен: все мы выросли из Стругацких. Но в том-то и дело, что выросли из . Пора вылезти из детских штанишек чужих идей и начать жить собственным умом и талантом, у кого таковые имеются вместе с несчастьем родиться в этой стране. Довольно тиражировать приторные лубки, столь красочно смотрящиеся на расстоянии: народ-богоносец, историческая миссия русского пролетариата, благородное прогрессорство, интернациональный долг — продолжите ряд сами.

Мертвые не хоронят своих мертвецов, это им просто невыгодно. «Король умер — да здравствует король!» — браво, но стащите сначала труп с трона.

И, наконец, последний потомок династии; все сказанное ниже — моё личное мнение и я с ним согласен: Вячеслав Рыбаков — Последний Великий Русский Писатель.

Начнем с подлежащего. Рыбаков — Писатель милостью Божьей, он не скован условными рамками фантастического жанра, он использует его как гвоздь, на который вешает свое исследование человека, психологии, глубин души. Так ли важны не вполне внятные фантастические идеи в «Очаге на башне» и «Гравилете «Цесаревич» — важны люди, их чувства и действия, лабиринт эмоций и взаимоотношений. Глубина проникновения, ширина мысленного охвата ставят Рыбакова в ряд русских писателей, всегда особенно трепетно подходивших к рассмотрению этических и моральных проблем бытия.

Ведь казалось бы: схема та же — сверхъестественные силы, герой — агент высокого класса, но уровень, уровень… Блестящий язык, которым упиваешься и от которого не в силах оторваться, точное и осторожное обнажение нерва эпохи, поэтичность образов и отношений — всё это омыто кровью сердца писателя, не наблюдателя и не отстраненного счетчика трупов в компьютерной игре, но сопереживающего и страдающего соучастника. Русский роман достиг вершины на Шолохове и почти выродился в автопародию на Пастернаке; Рыбаков достойно завершает шеренгу.

«Ну почему же «последний»?», — спросите вы.

А кто же вслед за ним? Имя, сестра, имя! Неужли кто из хулиганствующих и эстетствующих (что зачастую одно и тоже) модернистов: Лимонов, Нарбикова, Ерофеев, Битов, Маканин? Нет на обозримом горизонте следующего пика, к которому можно было бы протянуть мысленную нить ориентира. Пока нет.

Но не тянитесь к валерьянке, почтеннейшие. Природа не терпит пустоты — есть племя младое (?), незнакомое, что уже вовсю играет у гробового входа. Кто же они?

Популярная литературоведческая теория различает два типа психологий и литератур: Нomo deus и Нomo ludens . Тип первый, Человек Божий, скорее свойственен «восточному» стереотипу — человек, исполняющий на Земле волю Божию, что определяет поведение и отношение к миру. Второй же, Человек Играющий, скорее, соблюдает правила игры и не столько старается выполнить предначертание в юдоли земной перед встречей с Творцом, сколько наслаждается жизнью и собственным искусством игрока.

Рыбаков — ярчайший представитель homo deus, воспитанный на Великой Русской Литературе и воспринявший навеянные ею этические концепции Братьев.

Во главе же вступающих на литературную российскую стезю homo ludens — Внезапный Патриарх Святослав Логинов. Не уверен, осознает ли он сам какая роль ему уготовлена, но «Многорукий бог Далайна» заслуженно венчает его лаврами Основоположника.

Логинов создал великолепную игру, местами, может быть несколько запутанную и не вполне наглядную (мне лично все время не хватало карты далайна с построениями илбэча), игру, утяжеленную традиционными и обязательными размышлениями Творца о мире и своем месте в нем и, тем не менее, гениальную. Горячие головы уже подумывают о написании компьютерного аналога.

Замечательно не только высочайшее профессиональное мастерство Логинова — а кто, собственно, сомневался?! — но и то, что он первым после Набокова «обновил лыжню».

Ожидая его следующего произведения, обратим внимание на харьковскую студию «Второй блин» — вот и молодые штурманы будущей бури. «Опять фэнтези?» — а по-моему, просто хорошая литература — крепкая, профессиональная, зрелая. Несколько вышедших за последние годы сборников наглядно демонстрируют растущее мастерство авторов, и в первую очередь, плодовитого Г. Л. Олди.

Мне хотелось бы упомянуть и молодого одесского автора Александра Борянского, заявившего о себе интересной книгой и, насколько мне известно подготавливающего для читателей еще не один сюрприз в том же жанре литературы-игры, сложной и увлекательной как сама жизнь.

Это именно та долгожданная литература, которая будет «делать погоду» завтра, она призвана вытеснить обветшавшие концепции старой школы и открыть новый путь развития всей Литературы в целом. Это — знак времени, знак обновления и начала ВЕСНЫ.

А после весны наступит время сбора урожая, оно не так уж далеко от нас — 15–20 лет; все новое станет старым, будут клеймить школы Логинова, Олди и Борянского, а где-нибудь в тиши отцовской библиотеки чадо «нового русского» будет перечитывать Стругацких и Рыбакова и мечтать о чем-то своем, оставляя беглые пометки на дискетах; и в старые мехи вольётся молодое вино и приобретет неведомый пока аромат…

Я в это твердо верю.

«Как», возмутятся, «чего еще хочет этот монстр с руками по локоть в крови невинных созданий?» Трепещите, скоро Бушков поведает, как именно будет употреблена вышеупомянутая кровь. Трепещите вдвойне — я пришел дать вам волю, акция всегда неприятная и в чем-то сравнимая с лишением девственности, но, увы и ах, необходимая; лучше уж я, господа-товарищи, чем кто-нибудь другой.

Как Вы знаете, ланселотство не есть хобби, а скорее тяжелая и неблагодарная обязанность, но кто-то же должен… То, что повергло вас в священный ужас и подвигло на богоборчество — лишь первые проблески прозрения. И все же искренне не рекомендую апеллировать к справедливости перед лицом исторической неизбежности.

Вернемся к использованной ранее аналогии: движение освобождающихся от тоталитарно-интеллектуального гнета вилланов находит себе предводителей и возводит на престол свежеиспеченной империи. Повелители обрастают союзниками, учениками, двором, переживают расцвет, затем, естественно, кризис. Свита начинает оцениваться не по таланту, а по личной преданности, инакомыслие становится предосудительным и предательским, а единственной надежной добродетелью признается послушание когда-то выпестованной и признанной непогрешимой традиции. Утрачивается чувство гамбургского счета, награды раздаются щедро и самим себе, тем самым обесцениваясь. В конце концов, свита начинает играть короля.