А. Буянов - Антигерои минувших дней

В 1186 г. принц Джеффри погиб на рыцарском турнире в Париже. У Генриха II остались двое сыновей.

После кончины Генриха Молодого воевать против англичан продолжил Филипп II. Война шла вяло, однако французы помаленьку побеждали. И тут пришло известие, что осенью 1187 г. султан Египта и Сирии Салах ад-Дин разгромил Иерусалимское королевство крестоносцев и захватил его столицу.

Генрих II и прежде пытался заключить мир с Францией. Теперь же Ричард предложил Филиппу перемирие и начал переговоры о подготовке совместного крестового похода против сарацин. С этой целью он в очередной раз встретился с Филиппом II. Названная встреча и стала поводом для признания обоих королей гомосексуалистами.

Портрет короля Филиппа II Августа в представлении художника XIX в. Л.-Ф. Амьеля

Филиппу в тот год ещё не исполнилось двадцати трёх лет, а Ричард уже перевалил через 30-ник. Ричард был одинок, а у Филиппа за несколько месяцев до того жена родила наследника – будущего Людовика VIII.

Один из наиболее почитаемых историками за свою правдивость хронист XII в. Роджер Ховеденский в «Деяниях Генриха II и деяниях короля Ричарда» написал о той встрече: «Ричард, [тогда еще], герцог Аквитании, сын короля Англии, проводил много времени с Филиппом, королём Франции, который почитал его до такой степени, что они ели вместе каждый день из одной посуды и делили одну постель. Король Франции любил его, как свою душу, и они любили друг друга так сильно, что глава Англии (Генрих II. – А.Б. ) был абсолютно поражён, и страстная любовь между ними с каждым днём всё укреплялась».

Вот вокруг этого абзаца уже которое десятилетие ломаются копья, поскольку на его основании Ричард Львиное Сердце ныне включён во все списки знаменитых гомосексуалистов. О менее известном широкой публике Филиппе II Августе упоминают как о гее лишь знатоки.

Бесспорно, еда из одной тарелки не может свидетельствовать о гомосексуальной связи Филиппа и Ричарда. В те времена понятий о гигиене, антисанитарии, микробах или брезгливости не существовало. Жидкой пищи тогда тоже не было – преобладали жареное мясо и сыроядение. Брать руками еду с одной общей тарелки означало оказывать доверие равному – никакого интима.

Сон в одной постели для рыцарей XII в. тоже никакого сексуального смысла не несёт. Замки были холодными. Люди довольно часто согревали таким образом друг друга по ночам. Тем более, что раздевались они в исключительных случаях, одежду сменяли очень редко, почти никогда не умывались и никогда не купались. Известно, что тот же Ричард Львиное Сердце брал к себе в постель слуг, которые спали у него в ногах, обогревая их. Такое доверие считалось очень высокой наградой.

Другое дело, что в одну постель легли не повелитель и слуга, а король и наследник королевского престола. Это и впрямь смущает умы. Вряд ли стоит полагать серьёзными попытки утверждать, будто таким образом зарвавшийся Филипп II намеревался публично показать, что Ричард – его слуга. Если бы такое было возможно, то и другие короли брали бы к себе в постель мужчин-вассалов. Но ни в одном средневековом источнике о подобном не упоминается.

Совсем иначе можно взглянуть на случившееся, если учесть, что французский король был неравнодушен к покойному принцу Джеффри [15]. По свидетельствам современников, Филиппа так удручала гибель на рыцарском турнире любезного его сердцу друга, что на погребении несчастного король готов был следом за покойником броситься в могилу. Ричард же внешне весьма походил на младшего брата – такой же стройный, рыжий, голубоглазый, только мужественнее. При таком видении событий становится объяснимой якобы вдруг вспыхнувшая страсть французского короля к принцу Ричарду – Филипп II, скорее всего, был бисексуалом, возможно, что латентным. С Ричардом-то и без рассуждений всё понятно: готовясь к крестовому походу, он пытался любыми средствами закрепить за собою право на английский престол, поскольку опасался своего вздорного отца – короля-тирана Генриха II. Помощь французов в случае лишения Ричарда прав наследования была бы неоценимой. Ради королевской короны принц мог и с мужчиной переспать. И не один раз.

Ещё больше смущают умы слова о страстной любви короля и принца. На них можно было бы не обратить внимания, рассматривать как преувеличение услужливого хрониста. Однако в тех же «Деяниях…» Роджера Ховеденского рассказано, как к принцу Ричарду ещё до их «блуда» с французским королём приходил некий отшельник и призывал: «Вспомни о разрушении Содома, воздержись от запретного, иначе тебя постигнет справедливая кара Божья!»

Многие исследователи настаивают на том, что Содом приплетён хронистом ради красного словца, согласно традиции указывать на Содом в случае любой скверны. Сам же Ричард к содомитству вроде бы никакого отношения не имел.

Тут в поддержку Роджера выступает ещё один современник Ричарда Львиное Сердце, очень уважаемый историками хронист Бенедикт из Питерборо. Вот как рассказывает об этом современный биограф легендарного короля Режин Перну: «Крестоносцам запомнились и другие события. С изумлением солдаты и народ смотрели на то, как король Ричард, без облачения и с тремя хлыстами из тонких прутьев в руке, отбивает земные поклоны перед прелатами и архиепископами, совершающими богослужение в лагере, и как король винит себя за ошибки и кается своим тонким голосом в грехах “с таким смирением и сокрушением сердца, что нельзя было не поверить, что сие есть дело Того, Кто взирает на землю, и она содрогается”.

Как писал Бенедикт из Питерборо, король Ричард, по нашествии божественной благодати, возымел “память о мерзостях в жизни своей”. Он принёс публичное покаяние в том, что прежде опускался до гомосексуализма. “Он отверг грех свой и обратился с мольбой о подобающей епитимье к бывшим при том епископам”. Гомосексуализм, содомитский грех, выражаясь библейским языком, есть провинность, подлежащая божественной каре согласно установлениям Ветхого Завета. Не столько говоря о короле, сколько признаваясь в своих личных переживаниях, летописец восклицает: “Блажен тот, кто пал, чтобы так восстать, блажен тот, кто, по покаянии своём, не впадает вновь в грех!” На этот факт вымоленного и дарованного прощения обратил внимание только Бенедикт, да ещё Роджер Ховденский, который описывает происшедшее с такой же деликатностью.

Столь необычная и удивительная для нашего душевного строя и для нас, людей XX века, сцена произошла в том же 1190 году, накануне Рождества. Быть может, приближение праздника и подвигло Ричарда на устроение такого зрелища. Если скандал вызывает шум и толки в обществе, то и покаяние должно воздействовать на него подобным же образом.