Андрей Рудалёв - Письмена нового времени

Настоящее же художественное произведение расширяет рамки человеческого мировосприятия, читающий зачастую приходит в восторг именно потому, что все границы стираются и для человека открываются беспредельные горизонты, имитация — будто шагреневая кожа, сжимает человеческий взгляд, фокусирует его лишь в пределах листа бумаги либо экрана монитора. Удачная книга сейчас не просто какая-то занимательная, веселая, захватывающая история. Эта история должна быть родственной читающему, отвечать основным вызовам поколения, его вопросам. Удача — это социальный портрет. Писать для детей не сюсюкая, разговаривая на равных — это еще не успех. Успех — писать для типичного ребенка, играть на клавишах его души.

Все чаще задаешься давно уже не банальным вопросом: должна ли детская литература, если уж хочет она быть успешной, воспринимаемой и потребляемой молодым поколением, подстраиваться под сложившуюся ситуацию, т. е. стать гибридом аудиовизуальной культуры, только закрепленной в письменных знаках на бумаге? В этом случае мы будем иметь совершенно новое культурное явление. Лист бумаги — монитор.

Компьютерная культура, культура императивов, приказов, операций и их точного выполнения, принуждает человека погрузиться в виртуальную эмпирику, которую он воспринимает чисто визуально. Здесь действительность — переживаемое тобой эмоционально, плод воображения. «Гарри Поттер» именно такая виртуальная сказка, для пущей правдоподобности переведенная на бумагу, на кинопленку. И в этой связи образ юного адепта волшебства пришелся как нельзя кстати. Вот он новый, без сюсюканья, герой. С ребенком — как со взрослым, ведь это потенциальный взрослый. Цель детства — стать добропорядочным взрослым человеком, детство не представляет ценности само по себе…

Быть может, это и мешает появлению хорошей детской литературы?

Мешает отсутствие отстранения. Детская книга должна находиться как бы над современностью, в ней и в то же время вне ее, должна решать универсальные вопросы, а не сиюминутные. Это не журналистика, не документалистика. Становление человеческой личности происходит в ситуации свободы выбора, и не надо лишать юного человека этого выбора и навязывать штампы, диктуемые современностью. Банально, но придется это еще раз повторить: юный новый человек призван конструировать будущее, в котором ему жить. Мы думаем, прежде всего, о себе, чтобы нам вольготно жилось и впредь, чтобы будущее было выстроено по типу нашего времени, к которому мы, по большому счету, адаптировались. Соответственно, художник должен абстрагироваться от времени, в котором пребывает, ведь сейчас слишком много императивов, на него довлеющих, и потому он не может быть объективным. Из-под пера будут выходить не художественные произведения, а социальные явления, манифесты времени, конъюнктурные мертвенные тексты.

Может, стоит стать ненадолго детьми и заново поучиться на классике и сказках, прочувствовать их секрет вечной свежести и моложавости? Посмотрим на мир современности со стороны, получим возможность его проанализировать и не станем слепо нестись в его часто бессмысленном потоке. И, быть может, тогда у нас что-то получится.

В свое время Эрих Фромм в работе «Революция надежды» предсказывал: «…не видят того, что 2000 год может стать не временем исполнений и не счастливой кульминацией борьбы человека за свободу и счастье, а началом периода, в котором человек перестанет быть человеком и превратится в бездумную и бесчувственную машину». Эту опасность мы видим сейчас, она как никогда реальна. Однако осуществлению фантазии «человек-машина» в духе Ламерти воспрепятствует воображение, незашоренность ума, свобода собственных суждений и поступков при их неизменной нравственной основе, что, по сути, и воспитывается через общение с книгой.

Отыграли сиплые трубы Дэна Брауна, волна ажиотажа вокруг него пошла на убыль. Имя стало нарицательным и постепенно забывается с чем оно связано. Однако дело его живет и теплится, зароненное семя проросло и соблазняет новых адептов в свои ряды, флибустьеров, алчущих до легкой поживы.

Новая история, новый самый правильный взгляд, новая вера, лишенная церковной шелухи — таковы сейчас рекламные растяжки. Крайне заманчиво стать провозвестником чего-то нового, ранее невиданного.

Книга модного автора Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» изначально запрограммирована на успех, вошла в шорт-листы авторитетнейших литпремий, содрогнулась уже Большая книга. Тиражи также впечатляют, говорят о сотнях тысяч, а также зарубежных изданиях. Но как бы там ни было успех книги локален, он достаточно относителен. Она не стала событием культурной жизни, не взорвала литературный фон, общественность, потому как была слишком предсказуема. Текст, как отмечают многие рецензенты, — лоскутное одеяло, причем слишком явно пошитое суровыми нитками. Главный герой вызывающе нечеток, фантомен, не более как тень, поэтому приписать ему можно практически какие угодно качества, к примеру, наградить его званием «праведника». Достоверно можно говорить только о том, что он проповедует, какие мысли высказывает. Об этом и попытаемся сказать несколько слов

Улицкая работает на благодатной, обильно удобренной в последнее время почве. Она не замыкается только лишь на богословских вопросах, они для нее лишь часть общей историософской, мировоззренческой картины, которая сейчас активно и чрезвычайно настырно навязывается обществу. Организуется целое смысловое поле подмен и ревизий, в ряду которых наиболее показательным является понятие «холокоста». Когда многонациональная трагедия, вызванная зверствами фашистов в годы Второй мировой войны, монополизируется, подменяется локальной драмой одной отдельно взятой нации. Это уже принципиально новая интерпретация истории, внешне малоотличимая, но совершенно иная по сути.

Книга Улицкой вовсе не частный случай, она не удивляет каким то откровением. Это всего лишь ветхое тряпье, которое вытащили на свет из дальнего чулана, отряхнули, подштопали после чего выдали за особую реликвию.

Еще в I веке от Р.Х. развивалось учение, последователей которой позднее назвали «иудействующими». Это была одна из попыток соединения иудаизма с христианством. По одному из направлений этого учения Христос называется пророком, деятельность которого состояла не в открытии новой радикально иной, революционной веры, а в разъяснении Моисеева закона. В XV в Русь из Литвы была занесена ересь «жидовствующих». Здесь также было отметено то, что принципиально не вязалось и было категорически чуждо иудаизму: догмат о Троице, Божественная природа Христа и соответственно искупление. Отрицалось значение святоотеческого наследия, церковные таинства и обрядность. Это учение на отечественной почве стало развиваться в Новгороде, к нему примкнули наиболее образованные новгородцы.