Марсель Пруст - Против Сент-Бёва

Я не касаюсь стихов, обращенных к Мадонне, построенных как раз на игре всеми этими католическими формами. Скорее имею в виду вот этот чудный образ:

который он так любит заимствовать в Священном Писании: «О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая» {83} 83 «О, как прекрасны ноги твои…» — Песнь Песней, 7:2. ; «У тебя под ногами, как под ногами Христа!» — inculcabis aspidem, «на аспида наступишь» {84} 84 На аспида наступишь… — Пруст неточно цитирует псалом 90:13. . Не обойдя молчанием слишком известные (и возможно, основополагающие) его поэтические формы, я мог бы, думается, мало-помалу воскресить для тебя вселенную бодлеровской мысли, этот мир его гения, где каждое стихотворение — лишь часть целого: стоит начать его читать, как оно сразу подвёрстывается к другим известным его стихам. Это похоже на впервые увиденную картину в гостиной: по окрашенной в закатные тона античной горе поднимается в сопровождении нескольких Муз поэт с женскими чертами лица, иными словами, на картине изображена античность в ее естественном состоянии, а Музы воспринимаются как реально существовавшие женщины, по двое, по трое прогуливающиеся под вечер с поэтом и т. п. Во всем этом мимолетном, придающем бессмертной легенде нечто реальное, ощущается часть мира, принадлежащего Гюставу Моро. Тебе понадобились бы все порты, а не только тот, «что полн и мачт и парусов» {85} 85 «…Полн мачт и парусов» — из стихотворения «Экзотический аромат» из книги «Цветы зла» (пер. В. Брюсова). , или тот, где:

но и тот, что всего лишь «портал»

и тот, что ведет «бедняка туда, в простор небесный» {88} 88 «…Туда, в простор небесный…» — из стихотворения «Смерть бедняков» из книги «Цветы зла» (пер. Эллиса). . И кокосовые пальмы Африки, бледные как призраки,

И нужно заняться вечерней заре, когда

и наступить часу «вечернего таинства, воздушно-голубого» {92} 92 «Вечернего таинства…» — из стихотворения «Смерть любовников» из книги «Цветы зла» (пер. К. Бальмонта). с обрывками музыкальных фраз, позволивших ему создать, может быть, самую дивную после «Героической симфонии» Бетховена восторженную песнь:

Вино с момента созревания винограда

и до того, как «гортань работника» станет ему «теплой могилой», воспевается не только в посвященных ему божественных стихах, но повсюду, где оно или любой другой эликсир, любая другая амброзия (иное чудесное питье, приготовленное его собственной рукой) исподволь используется при создании образа, наподобие того, который говорит о смерти:

Голубые дали с наклеенными на них белыми парусами,

И негритянка, и кот, как на полотне Мане…

Впрочем, осталось ли хоть что-то, чего не коснулась бы его кисть? Я опускаю тропики — эта тема его гениальных творений слишком известна, по крайней мере, нам с тобой: мне ведь было так нелегко приучить тебя к стихотворению «Волосы»; но разве не описал он «солнца льдистый диск» {99} 99 «Солнца льдистый диск…» — эта и следующая цитаты из стихотворения «Осенняя мелодия» из книги «Цветы зла» (пер. Эллиса). , «полярного ада громады багровой». Если о лунном свете им написаны строки, похожие на камень, где, как под стеклянным колпаком, таится кабошон, из которого потом выйдет опал, и напоминающие струящийся над морем лунный свет, сквозь который жилкой другой породы — фиолетовой либо золотой — пробивается радужный отлив, подобный лучу Бодлера, совсем по-иному описал он самое луну — «луна сверкала, как литье» {100} 100 «Луна сверкала, как литье…» — из стихотворения «Исповедь» из книги «Цветы зла» (пер. М. Аксенова). ; я не привожу здесь его стихов об осени, заученных нами с тобой наизусть, но его божественные стихи о весне совершенно иные:

Да разве перечесть эти поэтические формы, если все, о чем Бодлер говорил (а говорил он всей душой), подано им в виде символа, всегда такого материального, такого ошеломляющего, в столь малой степени отвлеченного и при этом использующего самые выразительные, самые употребительные и дышащие достоинством слова?