Владимир Рудинский - Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

В художественном отношении книгу Г. Месняева следует поставить на первое место. Его имя уже хорошо известно читающей публике в эмиграции, и мы уверены, что его сборник будет иметь заслуженный успех. Стоит, может быть, пожалеть, что он не выступает с цельным и законченным произведением, романом или циклом рассказов, так как соединенный в «За гранью прошлых дней» материал распадается на несколько групп, ничем между собою не соединенных. Самое лучшее среди опубликованного здесь – путевых очерков, рассказов из советской жизни, воспоминаний о прошлом, – это, на наш взгляд, литературный очерк о графе А. К. Толстом, под заглавием «Околдованный витязь». Хочется пожелать, чтобы автор развил и дополнил эту работу, дав полностью биографию А. К. Толстого и более глубокий анализ его творчества, и когда-нибудь издал ее в таком расширенном виде; он бы этим заполнил пробел, существующий в русской литературе в отношении этого замечательного и не оцененного по заслугам поэта, драматурга и романиста.

Книга профессора Зызыкина о Николае I, весьма интересная, вызывает некоторое недоумение, особенно, если принять во внимание научную квалификацию ее автора. Поставив себе, видимо, вполне рациональную и актуальную задачу дать исторически правдивый образ этого замечательного русского Царя, составитель исследования, не соблюдая строгого плана, дает множество высказываний современников и позднейших историков, не всегда сопровождая их должными комментариями, так что читатель во многих случаях может остаться в растерянности. Особенно нам хотелось бы возразить против включения в эту компиляцию отрывков из тенденциозного, несправедливо враждебного к Николаю Первому романа Мережковского [64] Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) – писатель, поэт, литературный критик, переводчик, литературный и общественный деятель. Муж поэтессы Зинаиды Гиппиус. Один из основателей русского символизма. , которым иные из публики смогут, не разобравшись, приписать историческую достоверность.

Этого упрека нельзя сделать книге Н. Потоцкого о Павле Первом, в которой весь материал подчинен цели опровергнуть ложные обвинения и возвеличить павшего от рук заговорщиков Царя. Меньшая по размеру и менее обстоятельная, чем исследование профессора Зызыкина, она оставляет впечатление большей цельности и ценности.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 3 сентября 1959, № 501, с. 4; перепечатано из газеты «Русское Воскресение» (Париж) от 29 марта 1958.

Французам принадлежит печальная честь создания легенды о величественном pусском дереве «развесистой клюкве» под которым бояре имели в старину обычай вкушать сочные ломти самовара.

Справедливость требует, однако, признать, что все это в основном принадлежит уже прошлому. В нынешних французских журналах и газетах часто находишь статьи и отчеты корреспондентов, составленные людьми, явно хорошо знающими русский язык и русскую жизнь и иногда очень здраво разбирающимися в большевицкой политике. Общая здравая оценка этой последней почти типичная сейчас для правых и умеренных газет, встречается порой и в левых. Конечно, в «Юманитэ» и близких к нему органах подход иной, но о теперешних французских коммунистах кто-то из сотрудников «Монда» выразился недавно весьма справедливо, что они стали «и менее убежденными, и менее убедительными, чем прежде».

На этом фоне всеобщего отрезвления, особенно непонятым диссонансом прозвучало выступление «католического» писателя и мыслителя Франсуа Мориака. В номере журнала Экспресс» от 29 января 1989 года, атакуя Западную Германию и стараясь представить ее как угрозу для Франции, Мориак пишет:

«По моему мнению, мы должны были бы лучше понимать мотивы русской политики. Какое ослепление – искать в них желание советизировать весь мир! Россия следует только рефлексу самообороны, законной самозащиты, о которой должны бы были подумать и мы, и о которой нам придется думать, когда объединенная Германия опять откроет перед нами ту же бездну, в какой погибли наши лучшие люди… Глупость и наивность наших сторонников объединения Европы поистине неизмеримы!.. Культурное соглашение с Россией нам мало поможет, если ему не будет сопутствовать политическое соглашение».

Несколькими строками далее Мориак с яростью обрушивается на «ослепление Соединенных Штатов, содействовавших возрождению нацистской Германии», и объясняет его (кажется, не совсем точным) соображением о том, что никто из американских граждан не сидел в гитлеровских концентрационных лагерях.

Можно не сомневаться, что советские специалисты пропаганды с большим удовлетворением прочтут статью Мориака, включая и этот злобный антиамериканский выпад. Мориак, хорошо знающий своих компатриотов, бьет их по больному месту, стараясь возбудить ужас перед немецким нашествием.

Можно все же надеяться, что эта агитация, хотя и ловкая, останется бессильной. Вражда Франции к Германии, срывавшая некоторое время дело создания в Европе общего фронта свободного мира против большевизма, сменилась сейчас более реалистической и осмысленной политикой союза с ней, и экономического, и политического. И тот факт, что проводником этой политики явился генерал де Голль, весь проникнутый французским национализмом, иногда кажущимся даже чрезмерным и узким, делает эту линию – тем более прочной. Свободный мир в наши дни подобен осажденной крепости, и вести в своей среде междоусобную борьбу было бы для него самоубийством; в каком положении очутилась бы Франция, если бы она, как того желает Мориак, встала во враждебные отношения с Западной Германией и с Америкой?

Личность и деятельность Мориака встают во всяком случае из этого его выступления в несколько новом свете, ибо его просоветские тенденции до сих пор не выражались столь открыто. По крайней мере, после того, как он вышел из союза «Франция – СССР» после событий в Венгрии, когда во Франции прямое исповедание симпатий к коммунизму могло казаться неудобным и небезопасным (шла речь о закрытии компартии, студенты громили коммунистические учреждения и т. д.). Его обычная линия заключается в ядовитых нападках на французское правительство, с обвинениями в том, что оно применяет по отношению к алжирским повстанцам пытки, казни и запугивания. Участь французов, которых алжирские террористы убивают и пытают, его совершенно не беспокоит при этом, хотя это его соотечественники и христиане (а Мориак все время проповедует с позиций христианства, красивыми и красноречивыми словами). Это не меняет, понятно, факта, что если по отношению к арабам имеют место жестокость и несправедливость, то с этим надо бороться; жаль только, что Мориак имеет привычку писать так тенденциозно и с такими преувеличениями, что крупица правды у него тонет в море лжи.