Сен Сейно Весто - Легенды о Шагающем камне. Курс выживания для наблюдателя

Чтобы выглядеть последовательным хотя бы только в своих глазах, приходится касаться вещей, касаться которых не хочется и нельзя этого делать без легкого налета понятной брезгливости. Но тем, кто, надевая стерильную повязку и перчатки, стараясь не противоречить традициям диагностики, пробует себя в роли Хрониста из Галикарнасса, надлежит по крайней мере быть образцом терпеливости. Я хочу попробовать показать, что именно стояло за этимологией хорошо известного в стране п.н. эндемика козел и почему московский президент с такой искренней горячностью пытался донести его контекст через всю галерею причастных микрофонов до сознания тотально невосприимчивых чуть озадаченных американцев на сугубо дипломатическом рауте, а так же почему он не сумел этого сделать даже для послушного подданного населения, осведомленного и ко всему готового. Он и не сумел бы этого сделать, так как содержание своего бессознательного пробовал перевести на язык сознания, пользуясь условиями мраморно сияющих сводов чисто дипломатического приема, менее всего к тому пригодных, не имея к тому ни надлежащего психотерапевтического инструмента, ни действительного желания быть понятым.

Но вначале – сам контекст.

В казармах то ли партизанских соединений ополченцев, то ли регулярных частей движения Сопротивления горцев была вначале на стене среди других найдена, а затем по длинной цепи бережно передана фраза

«аллах над нами, козлы под нами». Ее позднее и донес остальному миру непосредственно сам президент пн.

Уже тогда всякий посторонний внимательный взгляд, уловивший за дипломатическими кивками трясущуюся враждебность, предсказал бы, что теперь он не остановится. Даже если на злой тотем надо будет пустить весь целиком этнический состав, способный держать оружие.

Сама терминология лингвистического опыта неведомого горца как бы заведомо предполагала наличие уголовного сознания, уже автоматически ставящего за рамки сочувствия и права на жизнь все части и соединения партизан целиком, – ее-то президент руссиян и пытался донести до американского внимания, неизменно сверхсдержанного и постороннего. Дело же лежало в другом.

На бесчисленных спальных метрах оппозиционеров не могла не быть масса иных продуктов мыслей, никто не хочет знать, что пишут у своих изголовий русские боевики, – но он увидел только одну на всех. Если вы еще увидите сами то же, на чем замкнуло другой бессознательный компонент президента, на невозможности транспозиции «аллах – бог», вам все станет ясно самим.

Я не решился бы даже предсказать, на какие новые издержки негативных эмоций пришлось бы господину президенту п.н. сорваться, случись кому-то из ближайшего окружения подсказать, к каким истокам сюжет восходит. Ведь лишь в традициях западной культуры еще хоть как-то разрешается громко, вслух вспоминать об исторической подоплеке, о целых этапах одной и той же нудной национально-освободительной борьбы все тех же настырных горцев против «приоритетных» – и что этапы те насчитывают не один день, не одно десятилетие и даже не одно столетие; что всё те же горцы объявляли одну и ту же готовность сразу и навсегда продать душу не то что какому-нибудь вермахту с гостеприимной Германией, а любому дьяволу, вырази тот лишь каплю сочувствия вкупе с готовностью поддержать в трудоемком предприятии освобождения своих национальных земель от русских («От большевиков», – как торопливо поправляют тут обычно сами русские, а этнические домены Прибалтики, слушая, только сжимают зубы.). Ведь и до настоящего дня так никто и не взялся внятно объяснить, с какой стати вдруг Нахичеванское ханство перестало быть таковым, став неожиданно для всех собственностью Русского Куска. «Аллах над нами, Гитлер с нами», – стояло в подзаголовке одного из печатных изданий горцев-беженцев в Берлине, обсуждавшего лишь одну тему, как получить возможность говорить, когда возможность это делать русси по традиции оставили только себе, и как донести до всех о продвижении дел в затянувшейся миссии освобождения своих территорий. Теперь задайте себе вопрос: что делать, если одному вермахту уже полсотни лет как не до Кавказа, а другой только и делает, что наблюдает, ни на чем не настаивая?

Как быку, весь мир восприятий которого сузился до размеров красного платка, ему уже больше не нужны дальнейшие контрдоводы: он будет теперь говорить столько, сколько необходимо, чтобы перекрыть любой голос. В том числе и собственный, если тот усомнится в себе самом. Кто хоть когда-либо имел опыт общения с представителями русских «органов», тот уже без пояснений все понял сам. Синдром, элементарный в своей основе и хорошо известный именно благодаря обыденной практике русской армии (т.н. «российской» – в терминологии самих руссиян; исключая одну знаменитую буковку, до сих пор никто не может понять, где должна лежать разница.) и функции их концентрационных лагерей и который в краткой форме имеет вид

– не показать требуемый страх – и быть за это наказанным. Из контекста рукописи станет ясно, почему исходная формула оказалась завершающей в ряду реальных лексических единиц. Президенту руссиян со своим ансестором и просто массовому сознанию п.н. было уже достаточно только один раз увидеть президента горцев при полном военном параде с приложенной к головному убору рукой – и проходящие перед президентским возвышением под эгидой юной государственности идеальные линии повернутых голов и квадраты частей боевых подразделений. Все даже еще проще. Им достаточно было лишь один раз увидеть, с какой преданностью эти повернутые головы десантно-штурмовых бригад горцев глядели на своего президента – национального героя, чтобы за его жизнь больше не дала гарантии ни одна страховая компания.

Есть одна забавная особенность у московских ТВ, которую почему-то не хочет видеть никто. Когда в ретроспективных обзорах того, за что боролись, касаются явлений, минимально претендующих на смещение эпох и смену эволюционных парадигм, вроде космических завоеваний или ворованной ядерной бомбы, – они с завидным постоянством сопровождаются определением «русские/российские…». Когда же речь заходит о достижениях в таких деликатных областях, как рабочие концлагеря, их обязательно будет сопровождать «советские…». С прошлым то есть прибалтийские республики расстались «советским», но будущее у всех оставленных уже «русское».

Объяснил бы только кто-нибудь, в чем разница. Я в меру способностей в свое время пробовал ознакомиться с вопросом, и у меня от того опыта не сохранилось ничего, помимо нехорошего осадка. Так вот, тот, кто разбирается тут больше меня, пусть докажет мне, что первое («достижения») ообще могло иметь место без второго («концлагеря»).