Наталья Иртенина - «Меж зыбью и звездою» («Две беспредельности» Ф.И. Тютчева)

Политика и ее глубинный смысл как настоящего истории помогали выжить и пережить самые страшные, «роковые» периоды жизни. После смерти Елены Денисьевой, придавившей Федора Ивановича, его горе и скорбь не знали пределов (боль усиливалась и тем, что он не мог излить ее самым близким людям — жене и дочерям, хотя те все знали и глубоко сочувствовали). В таких словах он описывает свое состояние А.И. Георгиевскому: «Не живется, мой друг, не живется… Гноится рана, не заживает. Будь то малодушие, будь то бессилие, мне все равно…», «жизнь утрачивает способность возродиться, возобновиться». [95] ЛН. Т.97. Кн.1. С.382. И тут же он переходит на изложение злободневных политических вопросов, заботивших его в то время, высказывает свои мнения, надежды, прогнозы. Но затем, словно вспомнив о своей боли, которая никуда не уходила — только на миг заслонилась гигантом — Россией, он продолжает: «Но довольно. Нет мочи притворяться, скрепя сердце, говоря с участием о том, что утратило для меня всякое значение». [96] Там же. С. 382. Личная драма сплетается с драмой истории в клубке страданий, любви, надежд и упований. Вера в Россию побуждала Тютчева к деятельности, деятельность спасала от отчаяния.

Если бы не эта безграничная вера и любовь — кто знает, что сталось бы с Федором Ивановичем после смерти возлюбленной. Анна Тютчева писала в то время об отце, что ему «самому недолго осталось жить» — так велико оказалось его горе, «которое недоступно утешениям религией». [97] Цит. по: Кожинов В.В. Указ. соч. С.413. Быть может тоска по ушедшей в скором времени загасила бы тлевший в груди поэта огонь, увела бы и его в могилу вслед за Еленой Александровной. Но… Россия звала, настоятельно требовала внимания к себе. Потребность слышать, как «осязательно бьется пульс исторической жизни России», [98] ЛН. Т.97. Кн.1. С.385. дала возможность жить и служить на благо родины еще целых 9 лет — лет, наполненных напряженной, содержательной, богатой плодами деятельности жизнью.

По словам Вадима Кожинова, «политическая деятельность Тютчева в конце 50-х — первой половине 60-х годов» была столь «широкой и напряженной», что «для того, чтобы показать ее во всем объеме, потребовался бы обширный трактат историко-дипломатического характера». И «есть все основания утверждать, что подлинным идейным и волевым истоком многих внешнеполитических акций России с начала 60-х и до начала 70-х годов был не кто иной, как Тютчев. При этом он не только не стремился к тому, чтобы обрести признание и славу, но напротив, предпринимал все усилия для того, чтобы скрыть свою основополагающую роль, думая только об успехе дела, в которое верил». [99] Кожинов В.В. Указ. соч. С. 391–392. Вера оказывалась сильнее «пошлой действительности», сильнее тоски и ужаса, коль ежедневно, ежечасно побуждала отождествлять самого себя с предметом этой веры, свои интересы с интересами дела, а следовательно, с интересами России.

Как личную катастрофу Тютчев воспринял поражение России в Крымской войне 1853-56 гг. и унизительный для державы Парижский мир. Еще до падения Севастополя он писал в июне 1854 г.: «Мы накануне какого-то ужасного позора, одного из тех непоправимых и небывало постыдных актов, которые открывают для народов эру их окончательного упадка». [100] Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С. 152. Позже, уже после севастопольской катастрофы крик души достигает наивысшей степени отчаяния: «Никогда еще, быть может, не происходило ничего подобного в истории мира: держава, великая, как мир, имеющая так мало средств защиты и лишенная всякой надежды…». [101] Там же. С. 175–176. Можно приводить бесчисленные свидетельства того отчаянно-тревожного состояния Тютчева, в котором он находился эти несколько лет, — и это человек, не занимавший никаких официальных политических должностей! Все эти свидетельства твердят об одном: Тютчев переживал позор России как свой собственный, личная тревога за будущее страны достигла в этот период своего пика. В январе 1856 г., когда велись унизительные для России переговоры о мире, Эрнестина Федоровна засвидетельствовала в письме к брату: «Мой муж обезумел от ярости…» [102] ЛН. Т.97. Кн. 2. С.282. Стоит ли говорить, что последующие 15 лет, вплоть до опубликования в октябре 1870 г. циркуляра о расторжении Парижского трактата, устранявшего последствия Крымской войны, все усилия Тютчева были направлены именно к этой цели — к возвращению России на верный путь? [103] «Тютчев вовлек так или иначе в свою деятельность многие десятки самых разных людей — от сотрудников газет и историков до министра иностранных дел и самого царя». — Кожинов В.В. Указ. соч. С. 392. Говоря современным языком, Тютчев был опытным организатором PR-кампаний. Он умело формировал общественное мнение через прессу: аксаковские газеты «День» и «Москва» и катковские «Московские ведомости»; к нему прислушивались и ценили его высказывания и в светских салонах и в министерстве иностранных дел, глава которого — князь А.М.Горчаков — был близким знакомым Тютчева.

Тютчев — человек крайностей. Можно сказать, что вся его жизнь прошла в напряженном метании, в перепадах от абсолютного нуля к абсолютному максимуму — от полнейшего бездействия к неустанной вдохновенной деятельности. Середины он не знал и не любил: «Тютчев… не любил полумер ни в искании идеала, ни в искании красоты, ни в увлечении, ни в отвращении ко злу», [104] Быков П.В. Ф.И.Тютчев (Странички из литературных воспоминаний) //Современники о Ф.И.Тютчеве. С. 87. — свидетельствует его современник. И если перед ним вставала задача — та, которая действительно достойна приложения сил, он ни перед чем не останавливался (разумеется, в границах дозволенного, Тютчев никогда не переходил пределов этики). И в постановке задач, проблем, их выборе для себя Федор Иванович также не знал полумер — только то, что находится на грани почти невозможного, труднодостижимого, необъятного для обычного человеческого ума. Все или ничего — но лучше все. «Всем» для него было высшее призвание России. В формулировке Ивана Аксакова эта задача такова: «поставить все народы и страны в правильные, нормальные условия бытия, освободить и объединить мир Славянский, мир Восточный, вообще явить на земле силу земную, государственную, просветленную или определенную началом веры, служащую только делу самозащиты, освобождения и добровольного объединения». [105] Аксаков И.С. Указ. соч. С. 230. Россия, по мнению Тютчева, должна стать центром особого греко-славянского мира, Христианской, Православной Империи. В этом назначение России, и Федор Иванович считал себя лично ответственным за приближение этого времени, за осуществление этой сверхзадачи.