Дмитрий Мережковский - Данте

Тот же Страшный Суд над Церковью совершается и в Тридцать Первой, Второй и Третьей песне Чистилища (опять символика — музыка Трех), в видении, возвещающем конец Римской церкви, столь жалкий и страшный, —

Vaso, «Ковчег» и Carro, «Колесница» есть Римская церковь, а «Змей» — дьявол. Теми же словами, какими говорится в Откровении (18, 8) о Звере-Антихристе: «Зверь, которого ты видел, был и нет его». — сказано и здесь, в «темной загадке Сфинкса», — трудно понять о чем, — только ли о Римской курии или о всей Римской Церкви; этого, может быть, сам Данте не знает, или не хочет знать, потому что это для него слишком страшно.

Что «Божий Посланник», messo di Dio, чье имя скрыто в тайнописи римских цифр DXV, DVX, DUX, Вождь, — есть Император будущей всемирной Империи — об этом легко догадаться. Но кто «Блудница», «Распутница», fuia, с «Исполином» Gigante, — только ли Римская курия, с французским королем, Филиппом Красивым, пленившим ее в Авиньоне, или вся Римская церковь, с пленившим ее во всем мире Антихристом, — это понять трудно.

Людям наших дней так же трудно понять, что скрыто в этой «темной загадке», enigma forte, как сыновьям Данте трудно было догадаться о замурованных в стене песнях «Рая». Но, может быть, это скучное для нас видение-аллегория с такою же каменною жестокостью геральдических образов, как в родословных щитах, скрывает более драгоценное сокровище, чем бедная камышовая плетенка в том углублении стены, где замурованы были песни «Рая».

Новая Церковь — этих двух, казалось бы, нужнейших и все решающих слов Данте не произносит ни здесь и нигде, может быть, не только от внешнего страха Инквизиции, но и от внутреннего, — тягчайшей ответственности, падающей на тех, кто произносит эти слова, «не для созерцания, а для действия». Но если Церковь не может не быть в мире всегда, потому что слово Господне: «Церковь Мою созижду… и врата адовы не одолеют ее» (Мт. 16, 18), — не может не исполниться, то конец бывшей Церкви есть начало Будущей. «Был ковчег, и нет его», значит: «Нет старой Церкви — новая будет». Если Данте не говорит о Будущей Церкви, то, может быть, не потому, что мало думает о ней, а потому, что слишком о ней думает и мучается ею; так же не говорит об этом, как о своей земной любви к Беатриче Небесной. Если явное, только земное лицо Комедии есть восстание на Римскую церковь и Страшный Суд над нею, то лицо ее тайное, земное и небесное вместе, есть пророчество о будущей Вселенской Церкви.

Данте, записывая бывшее ему видение о конце Римской церкви, не мог не вспомнить того, что слышал, лет двадцать назад, во Флоренции, от учителей своих в школе Санта-Кроче, двух нищих братьев св. Франциска, Пьера Джиованни Оливи и Убертино да Казале, учеников Иоахима Флорского, о «явлении Новой Церкви», Novae Ecelesiae fundatio, в Третьем Царстве Духа. [786] E. Buonaiuti. Dante come profeta (1937), p. 1— Papini, p. 73; 230 — Urbertino da Casale. Arbor vitae crucifixae V, 9.

«Ангельский Учитель», Doctor Angelicus, св. Бонавентура, в четвертом небе Солнца, где находится и св. Фома Аквинский, другой учитель Данте, указывает ему на Иоахима Флорского:

Ось, на которой движется все в «Комедии», есть новое Сошествие Духа, чье имя у Данте: «Гончая», Veltro, — может быть, тайнопись Иоахимова «Вечного Евангелия»:

Vang — ELe — Те — Rn — О

VELTRO. [788] Papini, p. 225 — E. Bohmer. Jahrb. dtsch. Dante Ges. II, 363 — P. Cassel II Veltro (1890).

Если так, то видимое тело «Комедии» — богословское зодчество, — от св. Фомы Аквинского, а невидимая душа ее — пророческое дыхание, — от Иоахима.

«Нынешнее состояние Церкви должно измениться, commutandum est status iste Ecelesiae, — учит Иоахим. — Дни Римской церкви сочтены: новая Вселенская Церковь воздвигнута будет на развалинах старой Церкви Петра», [789] Exp. in Apocal., fol. 83. Вот что значит «темная загадка Сфинкса» в словах Беатриче:

«Нынешняя Римская церковь, в своем земном владычестве, есть Вавилон», — говорит Иоахим теми же почти словами, какими через четыреста лет скажут Лютер и Кальвин. [790] Ib., fol. 194, — Denifle. Arch. Lit. Kirch Gesch. I, 119. Нынешние прелаты Римской Церкви, «друзья богатых и союзники сильных мира сего, истинные члены синагоги сатанинской, возвещают и готовят пришествие Антихриста». [791] P. Fournier, Joachim de Flore (1909), p. 9 — Super IV Evangelia fol. 186, 200. — «Он уже родился в Риме и скоро сделается папою». [792] E. Buonaiuti. Gioacchino da Fiore (1921), p. 164. Это и значит:

Большего восстания на Римскую церковь не будет у Лютера и Кальвина.

Данте — первый великий «протестант», в глубоком и вечном смысле этого слова: protesto, «противлюсь», «восстаю»:

Восстань, Боже, суди землю. (Пс. 82, 8.)

Этого «восстания Божия» первый пророк не в Церкви, а в миру, — Данте.

«Слушаться папы должны мы не так, как Христа (Бога), а лишь так, как Петра» (человека): вот Архимедов рычаг, которым будет низвергнуто земное владычество пап в ложном Римском «боговластии», «теократии».

«Где Церковь, там Христос», ubi Ecclesia, ibi Christus: так, для св. Франциска Ассизского и для всех святых, после первых веков христианства, а для Иоахима и для Данте, наоборот: «Церковь там, где Христос», ubi Christus, ibi Ecclesia. [793] Paluoloque p. 166. В этом — начало уже не только Преобразования Церкви, Реформации, но и Переворота в ней, Революции. Данте здесь ближе к будущему, чем Лютер и Кальвин.

Двух менее схожих людей, чем Лютер и Данте, трудно себе и представить. Но в самом религиозно-глубоком для них и существенном, есть между ними и общее: та же у обоих «прямота», drittura, по слову Данте; то же бесстрашие в исповедании истины:

этот завет Качьягвидо, великого Дантова предка, исполнили оба: если бы даже хотели, то не могли бы не сказать правды, хотя бы и в виду костра; та же у обоих «душа мятежная», alma sdegnosa, «дух возмущенный», — начало всех «противлений», «протестантств», в вечном смысле.