Роман Арбитман - Поединок крысы с мечтой

Сам по себе роман «Через пропасть в два прыжка» особого интереса не представляет. Начинается он, как «Журналист для Брежнева» Тополя и Незнанского (только без Брежнева), заканчивается, как «Лекарство против страха» братьев Вайнеров (только, естественно, без страха, с одними лекарствами). Середину же занимает вялое действие, разбавленное откровениями типа: «Сражаются не конкретные люди... Схлестнулись две системы. Одни пытаются рассказать миру о людях из царства теней и закулисной экономики, другие препятствуют этому...» Ввиду того, что в произведении сражаются одни системы, автор не затрудняет себя излишней индивидуализацией конкретных персонажей: гинеколога от журналиста отличает разве что экзотическая (в масштабах детектива) специальность первого, а честного милицейского подполковника Вашко можно распознать только благодаря имени Иосиф, почему-то редко встречающемуся в среде книжных сыщиков. Тем не менее роман Николая Александрова в известном смысле показателен: он любопытен для критика как раз в качестве символа того кризиса, в котором ныне находится отечественная детективная литература.

На фоне прилавочного изобилия именно отечественной и именно детективной продукции мысль о кризисе жанра может показаться, мягко говоря, небесспорной. Однако факт существования множества приключенческих российских серий, блеск добротных переплетов 7Бц, золото конгревного тиснения и чудеса маркетинга не затушевывают, но лишь усугубляют кризис. Очевидно, что массовое падение читательского интереса к переводным криминальным романам объясняется тем, что в 1991—1993 годы большинство издательств выбросили на рынок еще недопереведенные произведения первого ряда, а затем в ход вынужденно пошли второ– и третьесортные боевики, в которых – по выражению Дели Метелкиной – сквозь Чтиво уже не просвечивала никакая Литература. Отечественные детективы вынуждены были заполнять образовавшиеся лакуны, будучи просто физически не в состоянии соответствовать этой высокой миссии. Ибо если западный детектив так или иначе подпирали многолетняя традиция, великие тени По, Конан Дойла, Кристи, Сименона, то российский детектив имел в тылу лишь милицейский роман, скомпрометированный как жанр и превратившийся в карикатуру на себя. Наш собственный криминальный роман, поспешно формируемый на гребне 80-х и 90-х, практически не имел своего «первого эшелона». Рыночная ситуация, когда ностальгирующий читатель стал сгребать с прилавков тома с родными фамилиями, безусловно не пошла на пользу жанру. Настоящий полноценный российский боевик еще не успел толком сложиться, отстояться, превратиться в нечто удобоваримое – а его уже подали к столу. Между тем виноград оказался не просто зелен: плоды элементарно не завязались, и никакое чувство голода не сможет совершенно отвлечь от этого немаловажного обстоятельства. Для некоторых из авторов, сегодня рекрутированных Рынком, детектив вообще не является «родным» жанром – и тогда возникает калька с иностранного, где Рэмбо наскоро переименован в Шурика. Для большинства же, чьи повести и романы тиражируются в новых сериях (Н. Александров из их числа), «милицейский» стандарт так и остался непреодоленным: гинекологи, занимающиеся частным сыском, – это все те же былые оперативники, только торопливо переодетые в штатское. В самое ближайшее время читателю надоедят эти незамысловатые уловки. Всем станет заметно, что ужимки и прыжки «нового» отечественного детектива есть на самом деле конвульсии умирающего жанра. Тогда читатель испуганно отшатнется от былого любимца и позволит жанру, легкомысленно прыгнувшему через пропасть, не допрыгнуть до противоположного края.

1995

Сергей Сидорский. Осознание ненависти. М.: Эксмо (серия «Русский бестселлер»)

Бестселлер – не жанр, но лишь свойство уже вышедшей книги, определяемое опытным путем. Преодолена некая количественная планка (допустим, полмиллиона экземпляров в обложке) – стало быть, бестселлер. Если же допечаток не потребовалось, да и книги из стартового тридцатитысячника уныло таращат золоченые буковки-глазки со всех уличных прилавков – то извините. Фокус не удался. С этой точки зрения, выпуск в серии «Русский бестселлер» неапробированных книг неизвестных авторов-соотечественников есть род элементарного шаманства. Как если бы родители, кровно заинтересованные в счастливом будущем отпрысков, пришивали бы к распашонкам только что рожденных чад аккуратные бирочки с надписями типа «Лауреат Нобелевской премии», «Великий полководец» или, на худой конец, «Гениальный писатель».

Впрочем, оставим эту маленькую хитрость на совести издательства «Эксмо». Поговорим о самом потенциальном бестселлере Сергея Сидорского.

Действие романа разворачивается в уединенном пансионате недалеко от моря. Какое именно море автор имел в виду – Черное, Балтийское или, скажем, море Лаптевых – до конца произведения прояснить так и не удается, поскольку зловещие события в пансионате сводят на нет нормальные желания купаться и загорать (или, предположим, заниматься подледным ловом близ заснеженных торосов). Главный герой романа, частный сыщик Александр Холмов, прибывает в пансионат с целью развеяться, отдохнуть от ратных дел и культурно провести отпуск с невестой Женей. Однако проницательный читатель уже с первых страниц догадывается, что культурный отдых Холмову не светит. Во-первых, достоверно известно, что на третьем, нежилом, этаже пансионата водится злобное привидение старой графини. Во-вторых, в самом начале романа сверкает молния, гремит гром, и у невесты Жени нехорошие предчувствия. В-третьих, фамилии хозяев и обитателей пансионата (почти всех!) выглядят весьма подозрительно и более всего напоминают наспех придуманные псевдонимы провинциальных актеров прошлого века: Марта Дворская, доктор Энский, Элла Иннокентьевна Блиссова, супруги Кличевы и т. п. Очевидно, первой жертвой должен стать постоялец с фамилией, вызывающей мало подозрений, – Можаев. Это и происходит на первых страницах книги. Как и следовало ожидать, убийство заставляет сыщика Холмова насторожиться. А уж после второго злодеяния он почти убежден: убийца находится в доме. И хотя Шурик Холмов – не Шерлок Холмс, а пришедший ему на подмогу здешний милиционер Шердаков – не Эркюль Пуаро, оба героя совместными усилиями к трехсотой странице вычисляют злодея.

Автор книги, справедливо полагая, что главное в любом детективе – тайна, берет на вооружение один-единственный эпитет и не выпускает это оружие из рук до самого конца романа. «В облике незнакомца, в его взгляде было что-то таинственное». «Странный дом имел притягательно-таинственный, но несколько мрачноватый вид». «Пройти мимо этой таинственной, манящей к себе двери она уже не смогла». «Хозяйка пристально посмотрела на него. – А вы таинственны, полковник!» «Мне нравится ваш дом. В нем что-то таинственное, завораживающее». И так далее. В произведении также имеют место «ореол таинственности», «таинственные шаги», «таинственный шепот» и даже «таинственный аромат» (из кухни, где готовится обед). Чтобы раскрыть тайну, требуются не только все мастерство частного сыщика, но и необходимые милицейские атрибуты капитана Шердакова: пистолет, «проницательные глаза» и «лукавая усмешка». Как и положено в детективе, любой капитанский жест может быть исполнен глубокого смысла, и автор произведения всегда честно об этом напоминает. «Шердаков покачал головой и потянулся за сигаретой. В этом невинном жесте было отчаянье обреченного на вечное непонимание мужчины». К сожалению, сообразительный убийца не относится к числу вечно непонимающих и расшифровывает с налета любые милицейские жесты. Именно поэтому расследование в романе длится очень долго, а тот факт, что между первой и второй жертвами – перерывчик небольшой, лишь усугубляет мучительную паузу второй части произведения. Даже злодей злодействует с некоторой ленцой, догадываясь, видимо, что возмездие придет только в финале, а пока можно расслабиться.