Леонид Громов - Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов

Развивался в годы перелома и водевильный жанр. Продолжая и расширяя традиции лучших русских водевилистов, Чехов и в этом жанре выступил как новатор, создав оригинальные драматические шутки. Особенно ценным является водевиль "Свадьба", созданный в конце 80-х годов. Здесь в веселой форме заключено серьезное содержание. Чехов, обличая мещан с их пошлым идеалом жизни, противопоставляет мещанской среде человека, в котором живет чувство собственного достоинства. На этом и построен искусно драматургический конфликт в пьесе. Пошлость мещанства пришла в столкновение с красотой человечности - типичная для Чехова, писателя-гуманиста, коллизия.

Когда Чехов вошел в "большую" литературу и стал печататься в толстом журнале "Северный вестник", он говорил в одном письме: "Ах, если в "Северном вестнике" узнают, что я пишу водевили, то меня предадут анафеме! Но что делать, если руки чешутся и хочется учинить какое-нибудь тру-ла-ла! Как ни стараюсь быть серьезным, ничего у меня не выходит, и вечно у меня серьезное чередуется с пошлым. Должно быть, планида моя такая".

Действительно, такая уж творческая "планида" была у Чехова, что в его художественной деятельности и в отдельных произведениях органически переплеталось серьезное с веселым. Комизм и юмор были неизменными спутниками Чехова на всех этапах его литературной деятельности.

В каком бы жанре Чехов ни оформлял свои жизненные наблюдения и вызванные ими раздумья и настроения, его произведения переходного периода имеют один общий существенный признак - насыщенность серьезным идейным содержанием, за исключением отдельных веселых рассказов ("Хороший конец", "Сирена", "Драма", "То была она!" и др.), создавая которые Чехов как бы "отдыхал" от напряженной, подчас мучительной работы над серьезными темами.

Нужно, однако, заметить, что мы не можем игнорировать значение и развлекательного смеха Чехова. Заслуживает внимания та реабилитация этого смеха, на которой настаивал П. П. Бажов в своих письмах к Скорино (в 1944 г.). Действительно, в смехе Антоши Чехонте проявилась особенность русского национального характера: не падать духом в тяжелую годину, встречать шуткой трудности и невзгоды жизни, бороться с ними и посредством смеха. Умный смех, говорил Горький, - превосходный возбудитель энергии.

Эта особенность смеха Чехова проявлялась и в следующие периоды его творчества. Но уже в 1886-1889 гг. осложнилась более серьезным, более вдумчивым отношением к жизни, при котором шутке отводится второстепенное место, да и сама шутка делается более "серьезной", более содержательной, характер смеха видоизменяется. Идейный рост писателя сказался и в этой трансформации комического рассказа Чехова.

В наиболее значительных по содержанию комических рассказах ("Произведение искусства", "Без заглавия", "Оратор", "Длинный язык" и пр.) проявился новый оттенок юмора Чехова. Типическим образцом комического рассказа нового периода является "Произведение искусства". Это - веселый, занимательный рассказ, несколько фривольного содержания, в "подтексте" которого лежит обличение лицемерной морали.

Тема "серьеза" проходит красной нитью через многочисленные высказывания Чехова о новом периоде его творческой жизни. "Серьез" делается направлением его литературной деятельности.

В годы перелома Чехов отходит от "увеселительного" искусства. (П. П. Бажов. Сочинения. Т. 3. 195/, стр. 288-292.) Чехов стал понимать, что "осколочная" литература его времени, возглавляемая Лейкиными, служит единственной цели - развлечению мещанина, является "острой приправой к мещанскому быту". Чехов пришел к пониманию социальной природы искусства, его серьезного, общественно-полезного назначения. Чехов переходит от веселого, развлекательного комизма к серьезному юмору, освещающему пороки действительности с высоты писательского идеала жизни.

Если Антоша Чехонте, беззаботный, аполитичный писатель, часто скользил по поверхности жизни, занимался пассивным пересказом увиденного им в жизни, то во второй половине 80-х годов писатель отходит от натуралистического копирования действительности, его творческое мышление активизируется, он начинает вдумчиво отбирать в жизненном материале главное, существенное, типичное. Мы, однако, не должны игнорировать того, обстоятельства, что и в раннем творчестве Чехова уже появлялись первые ласточки глубоко реалистического видения мира, умения находить в жизни существенное. И тут должна быть отмечена преемственность между смежными периодами творчества Чехова.

В 1886 - 1889 гг. писатель приходит к твердому убеждению: "о серьезном нужно говорить серьезно". В начале 1887 г. Чехов дает такую оценку своему сборнику "Пестрые рассказы": "Сборник моих несерьезных пустячков, которые я собрал не столько для чтения, сколько для воспоминания о начале моей литературней деятельности"(Т. 13, стр. 268).

Чехов часто в своих письмах второй половины 80-х годов говорит о новом стиле своего литературного труда. Уже 28 февраля 1886 г. Чехов пишет Билибину: "Со мной чёрт знает что делается. Работы не бог весть сколько, а копаюсь я в ней, как жук в навозе, с антрактами и хождениями из утла в угол".(Т. 13, стр. 179.) А ведь еще совсем недавно Чехов писал "наотмашь"!

В декабре 1889 г. Чехов снова и снова говорит о "муках творчества" и о необходимости большого творческого труда: "Была масса форсированной работы, но не было ни одной минуты серьезного труда... Мне страстно хочется спрятаться куда-нибудь лет на пять и занять себя кропотливым, серьезным трудом" (Т. 14, стр. 455).

В этом письме к Суворину Чехов противопоставляет "форсированную работу" "серьезному труду". Можно много работать, но без плодотворных творческих результатов. Работать по-настоящему, серьезно - это значит "писать добросовестно, с чувством, с толком, писать не по пяти листов в месяц, а один лист в пять месяцев. (Там же.)

Наряду с этими мыслями о необходимости серьезного творческого труда для писателя Чехов проявляет характерную для "его как подлинного художника неудовлетворенность результатами своей работы. 9 октября 1888 г. Чехов пишет Григоровичу: "Я имею способность - в этом году не любить того, что написано в прошлом, мне кажется, что в будущем году я буду сильнее, чем теперь." (T. 14, стр. 182.)

27 октября 1888 г. писатель признается Суворину: "Если опять говорить по совести, то я еще не начинал своей литературной деятельности, хотя и получил премию... Все, что я писал до сих пор, ерунда в сравнении с тем, что я хотел бы написать и что писал бы с восторгом". (Т. 14, стр. 209.)

В конце 1889 г. Чехов снова говорит о том же: "Пуды исписанной бумаги, академическая премия... - и при всем том нет ни одной строчки, которая в моих глазах имела бы серьезное литературное значение". (Т. 14, стр. 455.)